Тайна подводной скалы

- Пожалуй, Шайно не обрадуется, когда эти куклы придут к нему в гости.

- Точно, - подтвердил Цыбулькин, но, вспомнив о другом, вздохнул: - Забраковали! Можно сказать, перед самым исполнением моей мечты, Степан Никитич...

Вдруг Цыбулькин увидел один скафандр, у которого брюшная "дверца" была открыта. Он с минуту завороженно глядел на эту дверцу, потом толкнул деда Андрейчика в бок и, кивнув на открытый скафандр, тихо сказал:

- А что, если...

Дед Андрейчик сразу же понял, на что намекал Цыбулькин, и огляделйя по сторонам: вблизи никого не было.

- Обнаружат... - нерешительно сказал старик.

- Так что же?.. Здесь обнаружат - выгонят. В походе обнаружат - за борт не вышвырнут. А от меня, кроме пользы, они ничего не увидят.

- Что и говорить, верно, - согласился дед Андрейчик. - Но все-таки это нехорошо, не по-комсомольски, Ваня.

- Мне бы только до Шайно или Фау добраться, Степан Никитич, - взволнованно зашептал Цыбулькин. - А там я их по-комсомольски за шиворот возьму.

Цыбулькина вдруг осенила какая-то мысль:

- Знаете чго, Степан Никитич? Я там в один скафандр с Румой влезу. Он ведь маленький.

Старик, отвернувшись, проворчал себе в усы:

- Меня здесь не было. Я ничего не видел. - Оглядевшись, он зашипел: - Да лезь же ты, кикимора, скорее!..

Цыбулькин мгновенно нырнул в брюхо стального гиганта и скорчился там в три погибели. Дед Андрейчик захлопнул дверцу и с равнодушным видом отошел в сторону...

Вскоре матросы стали на блоке подавать скафандры прямо в грузовой люк субмарины.

Ирина, Ветлугин и Рума стояли отдельно. Ирина гладила по голове смуглого мальчика и говорила мужу:

- Береги себя, Володя. Береги его...

Ветлугин крепко сжал руку женЫ:

- Не тревожься, Рина. Мы вырастим их как братьев.

Немного поодаль стояли Столяров и Одарка. Молодой геофизик держал руку девушки в своей руке:

- Мне очень не хочется, чтобы вы шли с нами в этот рейс, Одарка.

Одарка смотрела на него с улыбкой:

- А помните, как вы однажды еще на Арктании сказали мне, что я непременно побываю на вершине открытой мною скалы? Вот ваше предсказание и исполняется.

- Но вы подвергаете себя большому риску.

- С вами? Нет! Я, кажется, убедилась, что вы очень храбрый молодой человек, - смеясь, сказала Одарка.

Сигнал, подобный мелодичному звуку горна, прервал их разговор.

Хмуро насупившись, прошагал на палубу субмарины Мерс в сопровождении матроса.

Серебряков крепко пожал руку Ветлу гину:

- Счастливого пути, Владимир Петрович!

- Спасибо, Григорий Антонович.

Раздался второй сигнал. Все отбывающие вошли в субмарину и прильнули там к иллюминаторам.

Крышка люка захлопнулась, и, погружаясь в воду, субмарина пошла вдоль туннеля к выходу в море...

XIV. ИДЕЯ ДЖАЙНА ФАУ

Юра прислушался к шагам за дверью:

"Что это их так много там собралось? - подумал он. - Парад у них, или собрание?..".

Мальчик тоскливо огляделся вокруг. "Его темница напоминала пещеру: темные из грубо отесанного камня стены, каменный пол, ни одного окна; сбитый тюфяк, служивший маленькому пленнику постелью, валялся в углу. Грубый стол с кувшином воды и куском черствого хлеба и сам Юра, сгорбившийся на табурете, - все это тускло освещалось светом аргоновой плошки-колбочки, мерцавшей на потолке.

Мысли мальчика вяло плелись одна за другой и расплывались, не додуманные до конца. Общая вялость и апатия у Юры пришли на смену бурной тоске первых дней плена, когда он бегал по своей темнице, стучал в дверь и требовал, чтобы его "немедленно выпустили, иначе им не поздоровится". Он грозил рассказать отцу и деду Андрейчику все-все.

Его угрозы и плач слышал только молчаливый тюремщик, появлявшийся два раза в день в камере. Потом Юра притих, он долгими часами бесцельно бродил по своей темнице, или сидел, сгорбившись, на табурете.

Что с ним произошло, Юра до сих пор так и не уяснил себе в полной мере. Он отлично помнил, как ночью бежал на своем "Полярном жуке" с Арктании, как долбил киркой лед, как нашел во льду какую-то голову под стеклом в металлической коробке, как завертела его метель... Дальше Юра помнит, как сделал несколько шагов, затем пополз на четвереньках, куда-то провалился, сильно ударился головой обо что-то твердое, и наступила тьма. Очнулся он в тесной каюте, и первое, что увидел, было бледное, хмурое лицо какого-то высокого старика, склонившегося над ним.

- Жив? - спросил старик и заморгал красными, воспаленными веками.

- Где я? - спросил Юра по-русски и сел на койке.

Старик мотнул головой.

- Ю спик инглиш?

- Йес! - ответил Юра. Он свободно владел английским языком, мать учила его и разговаривала с ним по-английски с самого раннего возраста.

Старик заговорил по-английски, но Юра с трудом понимал его; старик, видимо, говорил на каком-то жаргоне.

- Тебе не о чем беспокоиться, мальчик, ты у нас в гостях. Мы спасли тебя от смерти. Ты упал в трещину во льду, но мы тебя спасли. Ты должен благодарить нас.

Страшный старик смотрел в упор на мальчика, при этом его воспаленные веки часто моргали.