После соединения головы с шеей они мирно уселись на бережке, обнялись по-братски и стали обсуждать что-то свое, богатырское. Может, про достоинства булавы беседовали.
Я попила, поела и в сон клонить стало. Но вопрос, куда дальше путь держать, меня все-таки волновал больше, чем вопрос преимущества булавы перед палашом. Поэтому встряла в мужской разговор и принялась приставать с расспросами, не видел ли дракон принцессу.
– Да была тут девица – здоровая, толстая да злющая. Меня за хвост дернула и на лапу наступила, хотя учитель сказал ей, что я не опасный.
– А кто этот учитель и что он тут делает?
– Да кто его знает. Учителей у нас множество на каждом уровне. Поди, каждый второй обитатель нашего мира учитель. Одни учат, как правильно жить. Другие учат, как неправильно жить. Некоторые учат, что и не надо жить вообще, а надо стремиться к нирване или чему-то там такому. Вы с ними еще встретитесь. Говорю, это мир всеобщего ученья.
– А чему принцессу учить собирались? – спросила я.
Обстановка пока не очень прояснялась.
– Вот этого я и не понял. Принцесса, кажется, учиться ничему не хотела, а учитель сердился и в сердцах сказал: «Не выберешься из этого мира до тех пор, пока не научишься любить всем сердцем». А как она может это сделать, если такая злющая?
– А где нам ее искать-то? – спросила я.
– Да где угодно она может быть. Может, в полуметре, а может, за тридевять земель. У нас нет разницы в расстоянии – далеко ли, близко, да и во времени – давно ли, недавно.
– А у «вкусно-невкусно» разница имеется? – переспросил Котигорошек, обгладывая куриную лапку. – Мне так хочется, чтобы разница в этом существовала.
Дракон закидывал в себя морковку, по очереди в каждую пасть, периодически потирая лоб каждой головы.
– Ох, болят головушки, – пожаловался дракон. – В «болит-не болит» разница тоже имеется. У меня вот болит, а у кого-то нет, – и покосился на Котигорошка с восхищением. – В том, что кому значимо, разница и имеется. «Любить-не любить», видать, для того учителя значимая характеристика. Раз он ее принцессе предъявил в качестве того, что она должна добиться в процессе обучения.
– А кого она должна полюбить в процессе этого обучения, ты не понял? – спросила я дракона.
– А кто их знает, этих учителей. Может – его самого, может – его ученика, может – кого нездешнего, вон, например, Котигорошка. А может, не кого, а что. Овощи какие-нибудь, например, или идею мудреную всеобщего добра, равенства и дружбы во всем мире. Кто их поймет. Не уточнял.
Я засмеялась.
– Представляю себе Котю, обнимающегося с Гигантеллой.
Тот покосился на меня хмуро и спросил:
– А что, меня нельзя полюбить? Меня знаешь, как мамка любила? Сильно-сильно. Говорила, что я лучший в мире. В макушечку целовала, пока достать могла. А когда покидал родное селенье, чтобы поцеловать, на лавку залезла, я тогда наклонился и обнял ее крепко-крепко, ну, может быть, чересчур крепко, не рассчитал малость. Она потом все за ребра держалась и слезы лила. Печалилась, видать, обо мне. Знаю я, что такое любовь, – и вздохнул, бросив очередную куриную косточку в кусты.
Мы переночевали на берегу. С удовольствием поговорили с драконом об их мире. На прощание, как галантный кавалер, дракон мне цветочек подарил. Шепнул тихо на ухо:
– Знаю, Крошечка, что не мальчик ты, но чужие секреты – это чужие секреты. Хочешь на мальчика походить – походи. Но как девушке подарю на прощание я тебе цветочек аленький. Положи его за пазуху, он тебя согревать будет, и, может, еще на что сгодится.
Так и не узнав больше ничего про принцессу, мы отправились по дороге дальше.
По пути рассматривали придорожную растительность. Я все вспоминала дракона. Какой лапочка оказался – общительный, добродушный, цветочек подарил. Цветочек тот как за пазухой кожи коснулся, так и отпечатался на ней. Странный подарок. Но подарков мне давно никто не дарил, приятно. Поняла, что люблю не только собак, но и драконов. Может, и к другим пресмыкающимся присмотреться, чтобы еще кого любить в этом мире? Собак тут не видно, а любить-то кого-то надо. Так сердце любви просит!
Учимся не думать
Долго ли, коротко ли мы шли, но на пути показался домик. Хиленький такой, развалюшечка, но явно жилой. На пороге сидел человек и сосредоточенно смотрел в пространство. Мы подошли ближе и поняли, что он на нас никак не реагирует. Я помахала рукой перед его лицом – может, слепой или вообще слепоглухонемой? Да вроде нет. Вскорости он очнулся и пристально на нас посмотрел, почти так же, как перед этим вдаль глядел.
– Здравствуйте, уважаемый, – вежливо обратилась я.
Но человек молчал, озадаченно нас рассматривая.
– Вы, вероятно, учитель? – спросила я. – Мы вот тут путешествуем с Котигорошком. Ищем кое-кого.
Прежде, чем рассказать о нас и высказать просьбу, я решила побыть учтивой. Слышала, что ученые люди больше любят сами говорить и поучать, чем других слушать. Тем более, это даже интересно – вдруг что-то полезное поведает. Но человек как в рот воды набрал.