Николай Александрович не стал прямо таки сразу наводить порядок. Он слегка разобрался в иерархии «избранных» империи и решил, что ему нужны в окружении люди, способные не бояться кары «избранных», и готовые радеть за Отечество, не жалея живота своего. Петька Разумовский был, как нельзя кстати в этом поиске. Он ходил шутом по домам знати и разговорами выведал про тех, кто этой знати неугоден. А уже среди неугодных выспрашивал про их предпочтения.
Было выведано, что знать ничего и никого не боится, потому и делает всё себе в угоду. Что развал на Руси армии, жандармерии и прочих карательных и фискальных органов, только для того, чтобы не бояться кары за свои деяния. А начальники оставшихся сил правопорядка и защиты государства от недругов, тоже из этой знати. И все друг друга «подмазывают» — то драгоценностью, то дорогим подарком, а то и ворованными у государства средствами. А размер воровства достиг запредельных величин.
Тогда и возникла у молодого императора мысль о создании Тайной жандармерии. И человек нашелся, способный её возглавить. И не только возглавить, но и подобрать кадры для службы в ней.
Гриша Скоков никого не боялся. Это был патриотично настроенный фаталист — умный и непомерно жестокий. А ещё дьявольски хитрый. Он не был предан императору, как тот же Разумовский, но этого и не требовалось. Николаю Александровичу нужен был человек, преданный Отчизне, а не суверену. Да и пригляд Разумовского за Тайной жандармерией носил номинальный характер — император Скокову доверял. В некоторых пределах, конечно.
Когда в Южных горах Руси возникла смута, там местные князья хотели отделиться от империи, Николай Александрович послал туда Григория, чтобы тот поговорил с южанами. Скоков поехал туда всего с двумя жандармами. На тот момент это было самоубийственно. Но Григорий не только договорился с местными, но и привёл в столицу целый полк князя Дуладзе — одного из самых горячих смутьянов. Дуладзе пал на колени перед молодым императором, и поклялся, что будет охранять Его Величество денно и нощно, и всяк, кто будет иметь наглость хотеть свергнуть Николая Александровича, будет подвешен над костром для хорошего поджаривания. Смута в южных районах тут же стихла, а князья потянулись во дворец, чтобы высказать императору свою верность Руси. Николай Александрович всем даровал благосклонность.
Это не вразумило знатных чиновников, ретиво стремившихся не замечать императора и его указы. И тогда Николай Александрович дал отмашку Скокову на свершение действий для восстановления благополучия и независимости Руси.
Для начала капитальной чистке подверглась армия. Всех иностранцев, приглашённых отцом молодого императора в Генеральный штаб, подвергли изгнанию, вежливо объяснив, что в их услугах больше не нуждаются. Командиры воинских соединений прошли жесткую проверку, и те, кто её прошёл, были возвращены с повышением.
Потом Скоков взялся за юстицию и таможню, а затем за губернаторов и градоначальников — тюрьмы и каторги стремительно стали наполняться бывшими «хозяевами жизни». Но была существенная трудность — заменить их было некем. За время правления Александра Федоровича систему обучения делами управления безнадежно развалили. Пришлось Скокову ставить на управление молодых и дерзких, но неопытных людей, и они, конечно, совершали ошибки.
Императору было невероятно трудно. Адски трудно. Несмотря на то, что его с малых лет обучали управлению государством. Оказалось, что все эти учителя и гувернёры учили не тому, чему надобно. И Николай Александрович, встав на престол, учился сам у себя же, делая порой неоправданные ошибки.
Но за время своего правления молодой император заматерел. Как одинокий волк, борющийся за свой авторитет в стае, со старыми, но от этого не менее опасными сородичами. Он понял, наконец, что ему нужен не помощник в борьбе за авторитет, а соратник. Взявший бы в свои руки внутренние дела империи, и дав императору при этом, разобраться с делами внешними. И все деяния его отца, направленные на примирение с Западом — сокращение армии, попытки добиться уступок мирными уговорами и значительными уступками, до добра огромную империю не доведут.
«Если ты гордишься пацифизмом — никогда, никогда не садись в кресло руководителя великой державы». Ибо это сведёт в никуда величие самой державы, и ей будут пользоваться, как половой тряпкой. И император не хотел такой участи для многонационального народа своей империи. Не заслужил этот народ быть отжатым в помойной воде.