— Герцог, — жестко сказал Фёдор Аркадьевич. — В двадцати милях от берега Саксонии стоит наша эскадра. Одного жеста хватит, чтобы разнести вашу столицу на камни…
— Мы предлагаем вам стать миротворцем и сесть в кресло премьер-министра Саксонии, — закончил Воронцов. — Но мне необходимо встретиться со своей сестрой.
— Молодой человек, а вам не кажется, что у вас нет полномочий, чтобы предлагать мне такое?
Воронцов вместо ответа протянул герцогу ещё один свиток. Небольшой, покрытый золотистой пыльцой печати императора Руси.
«Податель сего является моим доверенным лицом в переговорах». Далее стояла размашистая и властная подпись императора Николая Александровича. Мальборо знал эту подпись.
— Думаю, что герцог Виндзорский будет против, — Антон вернул свиток Воронцову.
— Герцога я беру на себя, — сказал Глазьев.
— Что же, — Мальборо встал с кресла. — Прошу вас немного подождать. Мне нужно подобающе одеться для визита в Парламент.
Глава 17
Николай Александрович молчал всю дорогу. Дела государства не давали ему настроиться так, чтобы не показаться Татьяне Милорадович грубым, прямолинейным и жестоким. Разумовский, наоборот, нежно посматривал в окно кареты, подставив ладонь под подбородок и казалось, наслаждался запахом надушенной манжеты. Пётр чему-то скромно улыбался и не отвлекал императора от тягостных дум.
— Петька, — недовольно пробурчал император. — Ты чему улыбаешься, как дурачок?
— Воображаю, какая будет у тебя свадьба, Николай Александрович, — повернулся к нему Разумовский с той же нежной улыбкой. — Фрейлины и всякие графини будут с завистью смотреть на нарядную невесту и тупо завидовать.
— Не говори «гоп». Я ещё ничего не решил.
— Ты, Николай Александрович, конечно, в политике соображаешь, — размеренно говорил Пётр, — но не можешь понять, что это дело уже решённое. Графиня Милорадович для тебя самая удобная партия. И не только. Твоя свадьба утихомирит многие умы, возжелавшие привести к трону империи нужных им людей. Я читал у Скокова такие донесения!..
— И какие?!
— Наша политическая элита думает, что крутит тобой, как ей угодно. Вот ты простил казначея, а с его помощью наши купцы и промышленники выводят капиталы за границу. И, заметь, в виде золота. Ты обдираешь одних, а другие пользуются этим в своих целях.
— Петька! А ты теперича для чего? — император поправил тугой воротник мундира. — Вот и прижми всю эту свору.
— Так казначея я не могу прижать, Ваше величество. Он таки подчиняется только тебе.
— Так начертай Указ, где казначейство переподчинишь правительству. Я подпишу.
— А ежели за границей будут этим недовольны? Отец твой сделал многие страны учредителями нашего казначейства.
— Не морочь мне голову, Петька! — вспылил император. — Собери научных мужей, которые понимают в экономике, и спроси их совета. Пущай напишут мне доклад! Тебе тоже не помешает их послушать. Да не затягивай с этим.
— Слушаюсь, Ваше величество, — склонил голову Разумовский. Император не знал, что такой экспертный совет уже работает. Хотя, может быть, и знал. Возможно, что Скоков успел доложить ему до отъезда. Главное, это меняло дела.
Графиня Милорадович встречала императора и премьер-министра на крыльце усадьбы. Посланный загодя вперёд гонец предупредил её о визите, и Татьяна успела подготовиться. Крестьянам дали выходной, но они столпились около дороги и пали на колени, приветствуя кортеж императора радостными криками и приветственными взмахами. Николай Александрович впервые был в относительной глубинке своих владений и смотрел на всё это с нескрываемым удивлением.
— В народе тебя уважают, Ваше величество, — пояснил Разумовский. — За то, что ты не боишься наказывать купцов и чиновников за провинности.
— Это не провинности, Петька, а государственная измена, — нахмурился император. — Если ты своровал в лавке яблоко — это провинность, ибо лавка принадлежит лавочнику. Если ты взял без спросу у государства монету, то ты изменник государства, ибо подрываешь государственную экономику. Большая разница, однако. А ты знаешь, как я не люблю, когда воруют у государства! Не у меня, Петька, а у государства нашего.
Разумовский усмехнулся. Он припомнит государю эти слова, когда принесёт доказательства причастности казначейства к воровству.
Картеж остановился, и ливрейный паж соскочил с сиденья возницы, чтобы открыть дверь государю. На крыльце Татьяна присела в низком поклоне, а работники усадьбы склонили головы чуть ли не до земли.
Император проворно выскочил из кареты и приветственно протянул руку графине, дозволяя выпрямиться. Разумовский тоже вышел и с удовольствием рассматривал девушку, наряженную в легкое белое платье. Роскошные локоны Татьяна убрала под простую, но изящную диадему, украшенную мелкими, искрящимися на солнце, камнями.
— Рада встретить Ваше величество в своём скромном доме, — графиня подошла к императору. — Большая честь для меня.
Николай Александрович слегка растерялся. Он, конечно, был научен всякому политесу, но редко когда соблюдал его в отношениях с фаворитками.