«Эрандел-стрит
Многоуважаемый сэр! Ваш исключительный случай чрезвычайно заинтересовал меня. Присланный вами флакон содержит сильный раствор хлорала. То его количество, которое вы, как следует из вашего письма, выпили, должно быть эквивалентно по меньшей мере восьмидесяти гранам[19] чистого гидрата, чего вполне достаточно, чтобы вызвать у вас частичную потерю сознания с постепенным переходом в полную кому. Людям, находящимся в полубессознательном состоянии вследствие приема хлорала, нередко являются странные виде´ния, изобилующие причудливыми деталями. Наиболее сильное воздействие это вещество оказывает на тех, кто не привык к его употреблению. В своем письме вы сообщаете, что ваш ум был насыщен литературой о привидениях и что на протяжении долгого времени у Вас наблюдался нездоровый интерес к классифицированию разнообразных форм, якобы принимаемых сверхъестественными существами. Не забывайте также о том, что вы ожидали чего-то в таком роде и тем самым довели вашу нервную систему до крайнего напряжения. При этих обстоятельствах описываемый вами эффект отнюдь не удивителен. Более того, если бы вы ничего подобного не ощутили, любой, кто сведущ в наркотиках, был бы весьма удивлен.
Засим, милостивый сэр, остаюсь искренне уважающий Вас,
Т. Э. Штубе, доктор медицины
Эсквайру Арджентайну Д’Одду
Вязы, Брикстон».
Джон Бэррингтон Каулз
Если я скажу, что связываю смерть моего бедного друга Джона Бэррингтона Каулза с какой-либо сверхъестественной причиной, это мое суждение, вероятно, покажется вам опрометчивым. Мне известно, что при нынешнем состоянии умов подобные утверждения допустимы только тогда, когда подкреплены прочной цепочкой фактов. Поэтому я лишь постараюсь как можно лаконичнее и яснее изложить обстоятельства, приведшие к печальному событию, а выводы предоставлю читателям: пусть каждый делает собственные умозаключения. Вероятно, кто-нибудь сумеет пролить свет на то, что для меня тьма.
Впервые я встретил Джона Бэррингтона Каулза, когда приехал в Эдинбургский университет изучать медицину и поселился на Нортумберленд-стрит у вдовы, которая, имея большой дом, но не имея детей, получала средства к существованию сдачей комнат нескольким студентам. Комната Бэррингтона Каулза оказалась на одном этаже с моей. Познакомившись ближе, мы сняли еще и маленькую гостиную, в которой вместе обедали. Так началась дружба, не омраченная ни единой размолвкой вплоть до самой смерти Каулза.
Отец его на протяжении многих лет жил в Индии, где командовал полком сикхов. Мой друг имел благодаря родителю достаточный доход, но редко получал иные знаки отцовского внимания. Письма Каулза-старшего приходили неаккуратно и были коротки, что очень уязвляло сына: рожденный в Индии, он обладал страстным тропическим темпераментом. Мать Бэррингтона Каулза умерла, заполнить пустоту было некому.
По этой причине он сосредоточил все душевные силы на мне, и между нами установилась такая доверительная дружба, какую нечасто встретишь среди мужчин. Даже когда им овладела страсть более глубокая и сильная, наша взаимная привязанность не сделалась слабее.
Каулз был высок и худощав, его оливковое лицо с нежными темными глазами напоминало портреты кисти Веласкеса. Мне редко доводилось видеть молодых людей, более способных привлекать внимание женщин и овладевать их воображением. Как правило, он бывал задумчив, даже апатичен, но если речь заходила о чем-то для него интересном, вмиг оживлялся: на лице появлялся румянец, глаза блестели. В такие минуты Каулз делался превосходным оратором, легко увлекавшим слушателя за собой.