Тайна портрета неизвестной дамы

— Да, просил, но инквизитор считает необходимым твое присутствие на обеде.

Когда отец ушел, Розалина открыла шкаф: «Какое же платье выбрать по сему торжественному случаю? Отец просил одеться скромнее, а что если..?» В глазах ее мелькнули лукавые бесики, взгляд упал на роскошное красное платье, в котором она присутствовала на обеде, данном в честь Гаральда.

Представляя Розалину инквизитору, виконт с ужасом думал: «Что делает она? С кем шутит? Что это, вызов? Неужели не понимает она, какой страшной властью обладает этот человек?» А когда его преосвященство покинул замок, он подошел к дочери и сказал:

— Это было излишне. Это платье. Я просил.

Розалина пыталась что-то возразить отцу, но тот не стал слушать, молча повернулся и ушел. Ему не в чем было упрекнуть свою дочь, вела она себя тихо и скромно: ни одного дерзкого взгляда, ни одной улыбки, ни одного слова не произнесла она во время обеда, но ее яркий наряд был как вызов, брошенный гостям в черных монашеских одеяниях.

Когда инквизитор увидел Розалину в роскошном красном платье с цветком розы, приколотым на груди, странное, доселе неведомое чувство проснулось в нем, он, презиравший женщин, считавший их сатанинским отродьем, вдруг ощутил страстное влечение, которое окрыляло и в то же время ужасало его. Ничем не выдав своего состояния, по окончании обеда он поспешил покинуть замок виконта.

Вернувшись в свой дом, построенный на территории монастыря, он направился в розарий, но чувство, возникшее за обедом у виконта, не покидало его. Он покинул розарий, вошел в комнату, взял библию, открыл книгу Иова и стал читать, но сквозь страдания праведника, сквозь муки его, неизменно проступал образ Розалины в красном платье с розой, приколотой на груди.

Отложив библию, он стал молиться, он просил Господа избавить его от этой невыносимой страсти, но облегчения не наступало, и образ девушки в красном платье с приколотой на груди розой вновь возник на фоне распятия. Тогда инквизитор взревел, как дикий зверь, разрывая на себе сутану, схватил кнут и стал истязать свое тело, надеясь, что боль вернет ему прежнее состояние, пока в изнеможении не опустился на пол.

Просидев некоторое время неподвижно на полу, он встал, привел себя в порядок, переоделся и кликнул монаха, который исполнял при нем роль слуги:

— Позови палача, ту ведьму, что вчера бросили в темницу, — в камеру пыток, я хочу сам допросить ее.

— Но ее допрос назначен на завтра, — посмел робко возразить монах.

— Я сказал — сегодня! Сейчас!

Бедная женщина, которую арестовали по обвинению в колдовстве, проживала на самом краю деревни, она, по причине своего слабоумия, ни с кем не общалась, вела уединенный образ жизни, и местные жители побаивались ее, а когда в деревне из-за неизвестной болезни начался падеж скота, то по округе поползли слухи, что именно она навела порчу на животных. Несчастную схватили и бросили в подземелье монастыря, следствие по делу ведьмы было назначено на завтра, но инквизитор решил сегодня же подвергнуть ее пыткам, надеясь, что вид мучений женщины вернет ему былую уверенность и заглушит страсть.

Ее привели в комнату пыток и приковали цепями к стене, палач готовил орудия.

— Отвечай, каким образом навела ты порчу на скот? — строго спросил инквизитор.

— Видит Бог, — взмолилась бедная женщина, — я не делала ничего дурного, прошу Вас, не мучьте меня, я ничего не знаю.

— Отчего же тогда умирают коровы и козы в вашей деревне?

— Отпустите меня, Ваше преосвященство, я не знаю, я не сделала ничего!

— Начинай, — скомандовал палачу инквизитор.

Палач выполнял свою работу спокойно, размеренно, применяя самые изощренные пытки, женщина кричала и билась в цепях. Инквизитор смотрел на нее, смотрел, надеясь, что мучения жертвы выжгут из души его страсть к женщине, погасят жгучее желание, но образ Розалины неизменно возникал в душе его сквозь крики, мольбы и слезы несчастной. Наконец, она затихла, безжизненно повиснув на цепях.

— Все, — сказал палач, — она не вынесла пыток.

— Жаль, — ответил инквизитор, — жаль, что душу ее не сможет очистить пламя святого костра, она достанется дьяволу.

Он повернулся и вышел. Вернувшись в дом, он бросился на кровать, и лежал, неподвижно глядя в потолок. Вид страданий несчастной женщины утомил его, утомил до изнеможения, но не излечил от страсти. «Что, что происходит?» — думал отец Филат. Он всегда считал, что главное в его жизни выполнять безупречно свой долг, очищая святую веру от ведьм, колунов и еретиков, долг был для него превыше всего, и вот.., что-то, он сам еще не понял что, вошло в его жизнь, что-то стало для него важнее долга, важнее всего на свете. Как он, одержимый дьяволом, может теперь судить и отправлять на аутодафе других, когда ему самому место на костре?