– Хорошо, что вы понимаете, Мадлен. А теперь говорите, кому вы проболтались о теле Жозефины?
Мадлен с непониманием уставилась на Фабьена.
– Я никому не говорила об участи мадемуазель Ранье.
– Вы лжёте! – злился месье Триаль.
– Нет, я говорю правду. Если бы я кому-то рассказала, об этом говорил бы уже весь Лувр, разве не так?
Фабьен, задумавшись, поник головой.
– Верно.
– А теперь ответьте вы, что случилось, почему вы задали мне этот вопрос? – осмелев, поинтересовалась Мадлен.
– Это неважно, мадемуазель.
– Важно, месье Триаль. Мы с вами стали невольными носителями одной тайны. Я хочу знать, почему вы обвиняете меня в том, чего я не совершала?
Фабьен помялся, явно не желая продолжать этот разговор. Но пытливый взгляд фрейлины не оставил ему шансов избежать объяснений.
– Вы ведь помните, что всё ещё должны держать язык за зубами? – уточнил гвардеец. Мадлен согласно кивнула:
– Помню.
– Тело Жозефины Ранье пропало, – тихо произнес Фабьен. – Я полагал, что в этом можете быть замешаны вы.
– Я? Но как? – возмутилась фрейлина.
– Вдруг вы кому-то рассказали об увиденном в мертвецкой?
– Этого не было. Кроме того, стань я похитителем, сделала бы это ради одной-единственной цели – вернуть Жозефину семье. Но родители несчастной всё ещё в Лувре и пребывают в неведении, – выпалила возмущенная фрейлина. – Как давно пропало тело?
– В ту же ночь, когда я принес его в мертвецкую.
– И вы узнали об этом только сегодня?
– Анатом боялся сказать мне раньше.
– Вы наконец откроете тайну, что случилось с мадемуазель Ранье? – пользуясь возможностью разговорить Фабьена, спросила девушка. Но гвардеец оказался неприступен.
– Вас это не касается, Мадлен. Ваше дело – молчать о том, что знаете. На этом всё.
– Что будет, если я кому-то проболтаюсь? – чтобы позлить месье Триаля, уточнила фрейлина.
– Чтобы вам было неповадно даже думать об этом, знайте: я отправлю его под замок в Бастилию.
– Даже если этим кем-то окажется мадемуазель Моро? – мило поинтересовалась Мадлен.
Услышав имя Селесты, Фабьен изменился в лице.
– Не смейте вмешивать мадемуазель Моро в дела короля.
– Дела короля? Так, значит, его величество знает, что случилось с Жозефиной? – подметила Мадлен.
Фабьен недовольно зарычал.
– Мадемуазель Бланкар, вам лучше обо всём забыть. Занимайтесь приготовлениями к маскараду, помогайте королеве с нарядами и не суйте свой нос куда не следует.
Развернувшись, гвардеец бросил на фрейлину суровый предупреждающий взгляд и направился прочь. Лишь оставшись в коридоре одна, Мадлен поняла, что её тело подрагивает от напряжения.
Чтобы успокоиться, девушка вернулась в свои покои и, сев на постель, запустила руку под подушку, достав оттуда дневник деда. В последние недели созерцание вырванных страниц превратилось для фрейлины в своеобразный ритуал. Она до конца не понимала, чего ждёт от пустой книжицы. Но, чувствуя под пальцами старую кожу, чаще всего находила временное успокоение.
Вот и сейчас, держа в руках раскрытый дневник, Мадлен пыталась привести в порядок свои мысли. Девушка провела ладонью по форзацу, коснулась переплёта, осторожно скользнула подушечкой пальца по фрагменту первой из вырванных страниц. В этот миг мир, каким его знала фрейлина, перестал существовать. Водоворот образов подхватил сознание девушки и закружил в странном хаотичном танце. Когда сознание прояснилось, перед внутренним взором Мадлен возник письменный стол. Его потёртая поверхность была завалена исписанными пергаментами и сломанными перьями. Склонившись над толстой книжицей в кожаном переплете, за столом сидел пожилой седой мужчина. Он не называл своего имени, но Мадлен знала: она видит прошлое своего деда. За старым деревянным столом сидел Мишель Нострадамус и трясущейся то ли от старости, то ли от волнения рукой выводил чернилами строчки текста. Будто взглянув на пергамент его глазами, Мадлен прочла: