Тайна предсказания

Леберехт пристально посмотрел на нее. Он сразу понял, что задумала Марта, и не удержался, чтобы не рассмеяться. Покачав головой, он поднялся с пола и подошел к Марте.

— Этого не потерпят ни аббат, ни брат Лютгер. Впрочем, я думаю, что даже мне будет трудно изобразить послушника-бенедиктинца, но тебе, Марта? Женщины ведь совсем не годятся в актеры. Когда пару лет назад в итальянских театрах начали давать женские роли актрисам, а не мужчинам, зрители смеялись даже на представлениях великих трагедий, поскольку актрисы вышагивали, как аисты на лугу. Нет, нам лучше попробовать прибиться к торговому каравану, чтобы миновать границы. С почтой Таксисов[57] мы в любом случае не сможем выехать без служебного разрешения на поездку, в котором должны быть вписаны наши имена и указаны вероисповедание и цель поездки.

Пока Леберехт говорил, мысли Марты были заняты совсем другими вещами. Она давно решила покинуть своего мужа и город, полный ханжей и жертв доноса, и понимала: чтобы добиться этого без шума, все средства были хороши, даже те, которые запрещала ей истинная вера.

Мужа она никогда не любила, вернее, относилась к нему так, как велит заповедь церковного учения, по которой следует любить ближнего своего. Истинное чувство любви пробудил в ней только Леберехт. Так неужели это чувство греховно и предосудительно? Зачем же тогда Творец вложил его в души людей, если это грех? В конце концов Марта пришла к решению взять свое будущее в собственные руки и жить согласно собственным представлениям о морали. И если она при этом согрешила против церковных заповедей, то пусть Церковь катится к черту! Она пристально смотрела на Леберехта и молчала.

— Ты меня вообще-то слушаешь? — спросил тот. Он очень хорошо видел беспокойство в глазах Марты, отражавших все ее мысли.

Словно вернувшись издалека, она ответила:

— Да, конечно, я тебя слушаю. — И как бы в подтверждение этого спросила: — Ну а монахиня может сопровождать двух бенедиктинцев в путешествии или нет?

— Ты имеешь в виду…

— Да. Не ты ли говорил, что у меня лицо, как у святой? Разве этого недостаточно для монахини? Я готова пожертвовать своими волосами, оставив длину в один палец. В любом случае это лучше, чем выбривать себе тонзуру.

Леберехт невольно усмехнулся. Юноша искренне восхищался той решимостью, с которой она взялась за дело, и вынужден был признать, что Марта проявила больше мужества, чем он.

— Сомневаюсь, что брат Лютгер будет в этом с нами заодно, не говоря уж об аббате, — сказал Леберехт, пытаясь охладить ее жажду деятельности. — Кроме того, тебе понадобится монашеское облачение. Может, ты собираешься напасть на монахиню и отобрать у нее одеяние?

— Чтобы избежать любых протестов со стороны бенедиктинцев, мы могли бы встретиться по пути, как бы случайно, в Нюрнберге или в Регенсбурге. А до того ты должен посвятить в наши планы своего друга и наставника.

— И как ты в одиночку доберешься до Нюрнберга или Регенсбурга?

— Об этом не стоит беспокоиться. Если в кошельке достаточно денег, возможно все!

Леберехт не узнавал Марту, и если у него еще оставались какие-то сомнения относительно их совместного плана, то они исчезли. Другого выхода не было. Они должны были сделать это.

Во время короткого пути домой, в переулок Красильщиков, Леберехт обдумал свое опасное решение и предпочел оставить это дело при себе. Ни Марта, ни Лютгер не должны были узнать о нем, он только без нужды вызвал бы у них беспокойство.

Заворачивая за угол от Отмели, он заметил парочку, которая вела оживленный разговор у дома вдовы Ауэрсвальд. Женский голос показался ему знакомым. Это была Магдалена Пиркхаймер. И лишь потом он разглядел мужчину — им оказался Ортлиб, возчик.

Затаившись у входа, Леберехт тщетно пытался прислушаться к их разговору; наконец Магдалена вернулась обратно в дом, а Ортлиб удалился в сторону Верхнего моста. Леберехт следовал за ним до берега реки, но затем, поняв, что Ортлиб держит путь к дому, вернулся.

Баржа Фридерики на том берегу исчезла. Лениво бормоча, плескалась река. Леберехта охватила печаль. Сердце болезненно сжималось от того, что он не может сказать Фридерике слов прощания. К тому же, глядя на мост, он снова вспомнил о трагической судьбе своей сестры Софи.

Той ночью Леберехт не мог заснуть. Слишком много мыслей роилось в голове, заставляя его сомневаться в том, удастся ли их предприятие, действительно ли Марта отправится с ним в Италию. Последние ночные часы он провел, уставившись в потолок и вслушиваясь в хорошо знакомые звуки спящего города. Юноша не сомневался, что аббат даст свое согласие на то, чтобы он сопровождал Лютгера. Он решил никого не посвящать в свой план бегства и, тем более, в планы Марты — ни каменотесов собора, ни Магдалену, поведение которой по отношению к нему теперь казалось все более странным, ни вдову Ауэрсвальд, которой он давно уже не доверял.