Тайна «Прекрасной Марии»

— Будьте любезны, мистер Маккэми, скажите, чем вы любите заниматься в свободное время?

— В свободное время я очень люблю читать. Честно говоря, это мое любимое занятие.

— Приятно это слышать. Я думаю, что вы можете воспользоваться моей библиотекой в любое подходящее для вас время.

— Премного благодарен, — ответил с радостью Маккэми.

Он задумчиво оглядел книжные полки и, похоже, был не столько рад полученной работе, сколько возможности порыться в книгах.

— Что касается ваших прочих обязанностей, вам надлежит присутствовать на приемах, которые устраивает моя жена, не ухаживать за моими дочерьми и ходить в церковь по субботам. Понимаете, мы католики, как и все, кто работает на нас, но я в принципе не против, если вы исповедуете другую религию.

— В этом нет ничего удивительного, сэр. В моей семье были только пресвитерианцы.

— Были?

— Дело в том, что у меня никого не осталось. — Похоже, Маккэми старался подбирать нужные слова, но не находил их.

— Отец бросил нас, когда я был еще очень и очень мал. Мама умерла не так давно. Она была совсем не такая уж старая… Все, что ни делается, все к лучшему, сэр.

Выражение лица Маккэми стало жестким, даже несколько холодным. Поль отвел взгляд. Он подумал, что Харлоу Маккэми, вероятно, не был очень счастливым человеком, но для Поля главным была работа.

— Вас введут в курс дела. Пользуйтесь конюшней и располагайтесь в своем домике.

«В своем домике», — думал Харлоу Маккэми, осматривая хорошо обставленную гостиную. Он был один. И если б захотел, он мог бы закрыть дверь и уберечь себя, таким образом, от ночных кошмаров. Дом показался ему просто райским местом, убежищем от соседства с разного рода фермерскими отпрысками, от их ночных гулянок и от всего того, что так напоминало ему дом его покойной матери.

Маккэми вошел в столовую. На столе он увидел пирог с черникой, оставленный Мио, которая уже немного оправилась после болезни и приветствовала таким необычным образом нового жильца.

Позади гостиной находилась уютная спальня. Кровать была застелена лоскутным покрывалом и закрыта со всех сторон тюлевым пологом. Маккэми тихонько вздохнул и почувствовал, что дрожь в руках исчезла. В такой спальне он мог чувствовать себя спокойно.

IX. ДИНА

Привязав лошадей к перилам, Дэнис и Люсьен закинули за спину охотничьи сумки. Ретривер и пятнистый сеттер вертелись у них под ногами.

Раф Мишле ждал их в затянувшихся сумерках, сидя на крыльце домика, с ружьем на коленях. Две светло-серых гончих и одна с рыжим крапом и рваным ухом лежали рядом, свесив передние лапы с крыльца, и с надеждой глядя на ружье.

Старый Викториен спал в гамаке, из которого он, казалось, вообще не вылезал последние два месяца. Его глаза и нос закрывала мятая шляпа так, что виден был только острый подбородок, заросший седой щетиной. В домике было темно.

— Где девушки? — спросил Люсьен.

Раф пожал плечами.

— Они ушли стегать одеяло кузине Одали. Она выходит замуж на той неделе.

— Я пошлю ей свадебный подарок, — сказал Люсьен. — Что ей может понравиться?

Раф ухмыльнулся.

— Одежда для малыша. У нее наверняка будет двойня. Этот поп не отстанет от них до тех пор, пока они не повенчаются.

Раф поднялся, взяв ружье под мышку. Он достал кувшин и протянул его братьям де Монтень.

— Рад тебя видеть снова, Дэнис. Твой отец, как он там?

— Он обещал вас застрелить, если вы еще раз попробуете охотиться на его белых цапель, — невозмутимо ответил Дэнис.

Он вытер губы, передал кувшин Люсьену, и они молча отправились вслед за собаками, неторопливо трусившими в сумерках.

После заката солнца жаркую тишину болот нарушили голоса и шорохи ночных животных, пробудившихся после дневной спячки. Трели сверчков растворялись в дрожащих песнях лягушек, устроивших настоящий хоровой концерт. Глухой гул лягушек-быков заглушал голоса их древесных сестер, а крики ночной цапли громким стаккато раздавались над темной водой. Летучие мыши носились взад и вперед, еноты и опоссумы пробирались через густые заросли кустарников, олени и болотные кролики выходили на кормежку. За ними крались одинокие ночные хищники: черный медведь, рыси, красные волки, а иногда лунный свет призрачно отражался от серебристого меха кугуара.

Собаки братьев де Монтень бежали позади гончих Рафа, с интересом принюхиваясь к ночным запахам, однако не выказывая особого желания лезть в болотную жижу.

По пути кувшин снова пошел по кругу.

— Говорят, ваш отец нанял нового надсмотрщика, — сказал Раф. — Какого-то янки, бледного, словно его специально отбеливали хлоркой, он еще малость прихрамывает, когда ходит.

— Наверное, не стоит спрашивать, чем вы занимались в «Прекрасной Марии», когда увидели его? — проговорил Дэнис.

— Я подстрелил маленького кролика или, может быть, поймал черепаху. Твой отец не возражает против этого.

— Нет, если только у ваших кроликов нет перьев.

Дэнис просто не мог не любить Рафа. Рафаэль Мишле как будто слился с этими болотами, он, как, например, цапли, стал частью их дикой жизни.

— Почему вас так интересует этот надсмотрщик? — спросил он.