— Симон, дружище, это Ганс Хильбрехт из Дрездена. Как ваши дела?
— Вот так сюрприз! Спасибо, хорошо… А как у вас?
— Тоже неплохо. Симон, только что мне сообщили, что в следующий понедельник в Берлине состоится совещание ректоров высших учебных заведений страны и я должен участвовать.
— Так, значит, вас можно поздравить? Вас назначили ректором Технического университета Дрездена?
— Еще нет. Пока нет. Но наш ректор заболел, а из трех его заместителей только я в достаточной степени владею информацией, чтобы заменить его. Мы могли бы встретиться, если вы не против, даже у вас дома.
— Разумеется. Я попрошу Джулию приготовить нам что-нибудь вкусненькое.
— Великолепная мысль. Совещание продлится часов до шести вечера. Потом небольшой прием. Я мог бы подъехать часам к восьми, возможно, чуть позже.
— Договорились. Ганс, знаете, это очень удачное совпадение, что вы собрались в Берлин именно сейчас. Я даже хотел звонить вам по одному делу. Если позволит время в перерывах между подготовкой к совещанию, составьте мне, пожалуйста, маленькую справочку о личности некоего Иоганна Эрнста Шнеллера.
— Вы имеете в виду придворного шута Фридриха Августа II Саксонского?
— Именно.
— Я понял. Нет проблем. Особенно много готовиться мне не придется, да и времени скорее всего не будет. Но все, что знаю, расскажу.
— Отлично. Тогда до встречи в понедельник в двадцать ноль-ноль. Может, мне удастся познакомить вас с дочерью.
— Буду рад. И постараюсь не наедаться, чтобы прийти к вам голодным.
— Чудесная мысль. До встречи.
После этого разговора Симон позвонил наконец Клаудии и договорился поужинать с ней в ресторане Джанни. Он решил прогуляться до Фазаненплац, где жила его дочь, пешком. Хозяин ресторана как раз принимал заказ у одного из посетителей, но, заметив вошедшего господина Шустера, повернулся к нему.
— Клаудиа уже звонила! — крикнул он Симону и указал на один из свободных столиков. — Аперитив?
Симон кивнул, и тотчас возник официант с бокалом и бутылкой вина. Симон с наслаждением откинулся на спинку стула и наблюдал за происходящим на прилегающей к ресторану городской площади. По ее периметру росли огромные каштаны. Симон считал Фазаненплац одной из самых красивых площадей в Берлине. В сквере на аккуратно подстриженных газонах резвились дети и собаки, прогуливались мамаши с колясками и праздношатающийся люд. Шум от проезжавших мимо машин почему-то совершенно не тревожил Симона. Наоборот, слегка суетливая атмосфера пятничного вечера наполняла его каким-то умиротворением. Ему даже показалось на некоторое время, что он оказался в театре под открытым небом.
— Какие новости? Я просто сгораю от нетерпения. — Клаудиа вихрем ворвалась в ресторан, чмокнула отца в щеку и уселась за столик спиной к площади.
— Существует дневник шута. В нем кое-какие сведения о его жизни за последние два года до самоубийства. Начало этого дневника я уже читал.
— Что? И ты так спокойно говоришь об этом? Где тебе удалось его найти? И где эти бумаги?!
Официант принял у них заказ, и, пока они ждали, когда принесут блюда, Симон рассказал дочери о своем визите к Хёфлю, звонке Ганса Хильбрехта и о том, что он успел прочесть в бумагах, которые дал ему посмотреть Хёфль.
— Вот видишь, — радостно тараторила Клаудиа, — как далеко мы продвинулись. А еще в воскресенье ты был настроен так скептически!
— Я по-прежнему настроен скептически, — возразил Симон, — мы пока на стадии сбора информации. Что последует дальше, известно одному Богу.
— А, — махнула рукой девушка, — главное — есть прогресс.
Больше об этом деле они не говорили. Слишком хорош был вечер, чтобы им не наслаждаться.
ГЛАВА 4
— Дорогая госпожа Бертрам! Я не раз имел возможность оценить ваши кулинарные способности, но сегодня вы превзошли себя. За всю свою жизнь мне не доводилось есть ничего подобного. Ваши спагетти… Откуда у вас рецепт?
Джулия искренне радовалась тому, с каким аппетитом Симон, Клаудиа и Ганс Хильбрехт поглощали приготовленный ею ужин.
— Спасибо. Но вы ведь знаете, спагетти — национальное блюдо моей родины. А вообще все дело в соусе. Мы кладем туда черные оливки, каперсы, анчоусы, помидоры, чеснок и перец.
Экономка начала убирать со стола посуду. Симон поднялся, пригласил гостя в соседнюю комнату и предложил сигару. Хильбрехт устроился в большом кресле и с наслаждением перекатывал пальцами «Корону». Во время ужина в перерывах между блюдами он произнес небольшую речь, в которой «как старший по возрасту» предложил Симону перейти на ты. При этом гость подчеркнул, что «такая необходимость назрела очень давно».
Симону это не особенно понравилось, он предпочел бы соблюдать в отношениях с этим человеком определенную дистанцию, но сил противиться у него не было, да и ставить Хильбрехта в неловкое положение, тем более в присутствии Клаудии, ему не хотелось.
— Ганс, — фамильярность в общении с трудом давалась Симону, — мне совершенно точно известно, что ты корифей в вопросах, касающихся саксонской истории…