Едва процедура одевания была окончена, грузный Мендоса тяжело плюхнулся в кресло и стал переводить дух. Сотрудники охраны возложили на его грудь голубую атласную ленту ордена Белого Кондора и отошли в стороны. Министр иностранных дел велел своему секретарю пригласить в зал посла. Тот вошёл, учтиво поклонился и принялся читать длинный занудный меморандум, составленный по всем правилам дипломатического крючкотворства. Президент не слушал. Он думал о том, что у него нет стула и что надо бы в этой связи предпринять какие-то меры. Когда посол закончил чтение, Мендоса пообещал ему взять под личный контроль выполнение Аурикой торговых обязательств, данных Парагваю, и тут же забыл об этом обещании. В последние годы память не раз подводила Отца Отечества, что нередко давало мировой прессе материал для весёлых сенсаций.
За три года до описываемых событий Мендоса посетил с дружественным визитом одну из островных республик Карибского бассейна. В путь отправились четырьмя самолетами. В первом размещался президент с персональной реанимашкой и лейб-медиками, во втором – сотрудники его канцелярии и охраны, в третьем – министр иностранных дел со своей мидовской камарильей. В четвертом лайнере летели любимая корова и куры диктатора, а также контейнеры с приготовленными специально для него пищей и водой. После приземления в аэропорту, обведя мутным взглядом суетливую свору репортеров, трещавшую затворами фотоаппаратов и вспыхивавшую блицами, Мендоса поманил к себе министра иностранных дел и, ткнув пальцем в сторону главы пригласившего их государства, который в это время как раз читал приветственную речь, прошамкал прямо в микрофон: «Как его зовут?» Старенький министр поднатужился и выдал имя вождя одного из африканских племен. Это был последний вояж Отца Отечества за рубеж. Государственный совет принял тайное решение, рекомендовавшее диктатору сидеть дома и никуда не рыпаться, дабы не наносить ущерба международному престижу Аурики.
Не успела закрыться дверь за парагвайским послом, как в зал вошел Рохес, толстый, здоровый, жизнерадостный. Военный министр весело доложил обстановку на фронтах. Она была относительно стабильной. Кое-где повстанцев удалось даже оттеснить в горы. Закончив доклад, генерал попросил разрешение представить господину президенту нового командира пятой гвардейской роты. Мендоса кивнул. Позвали меня. Я замер шагах в пяти от президентского трона, рассматривая сидевший передо мной раззолоченный вредоносный полутруп с любопытством и гадливостью. Рохес четко назвал мою должность, звание и фамилию. Мендоса приоткрыл один глаз и тут же закрыл его. Церемония представления состоялась. Рохес знаком велел мне удалиться. Сам он задержался подле диктатора еще на несколько минут. Ведь генерал был не только министром обороны, но и министром общественной безопасности. В этой связи ему предстояло получить санкцию президента на приведение в исполнение полутора десятков смертных приговоров, вынесенных военными трибуналами по делам о совершении особо опасных государственных преступлений, а таковыми считались любые действия или слова, направленные на подрыв власти и авторитета Мендосы или членов Государственного совета.
В Аурике крали и брали взятки все, кому было что украсть или от кого что-либо зависело. Воровство и мздоимство считались нормой, и никем не наказывались. Более того, охранка Рохеса устанавливала оперативное наблюдение за теми немногими чиновниками, которые не давали затянуть себя в паутину коррупции, ибо последние могли поддаться влиянию марксистов. Сам Мендоса не крал. Ему несли так. Ещё в сороковых годах Отец Отечества объявил, что у него три хобби: бриллианты, оружие и автомобили. Ко времени моего прибытия в Аурику личные коллекции диктатора по указанным статьям достигли уровня крупнейших в мире.
Итак, в Аурике можно было воровать миллионы и оставаться при этом уважаемым человеком, но тот, кто отваживался вякнуть хотя бы одно словечко, порочащее элиту, рисковал потерять голову.
Рохес раскрыл перед президентом тощую черную папку. Мендоса пошуршал бумагами, не читая их. Только один документ, в котором несколько строк были подчеркнуты красной тушью, привлек его внимание. По сообщению осведомителя охранки, некий студент столичного университета якобы заявил в пьяной компании, что Мендоса вовсе не Отец Отечества, а старая, разложившаяся, впавшая в маразм скотина. Допрошенные участники пирушки показали, что слова эти принадлежали не студенту, а человеку, чьё имя осталось неизвестным. Однако трибунал счёл возможным приговорить к смертной казни все-таки студента.