Сразу после рождества Рудольф убыл к месту работы. Перед его отъездом Обезьяний Зад устроил в своем подвальчике небольшой семейный ужин, на который пригласили и меня. Рудольф прощался с родителями на двенадцать лет, со мной – навсегда.
Я был уверен в моем подопечном. В истекшем году мы с ним поработали на славу. Я многое вложил в него от своих знаний и опыта. Оставалось ждать, что из этого выйдет.
Расставаясь, мы обменялись сувенирами. Я подарил ему мемуары Бисмарка, он мне – роскошно изданную перед войной в Мюнхене «Историю мирового шпионажа». Книга открывалась портретом неизвестного мужчины аскетической внешности с готической надписью: «Sie haben alles gegeben: dem Gott – Seele, der Heimat – Blut und Leben [16] . Была в той книге глава и о моей службе. Она называлась «От опричнины до ЧК».
Садясь в машину, Рудольф сделал ритуальный жест и не очень уверенно произнес:
– Хайль Гитлер!
Я небрежно вскинул руку.
– Хайль!
Рудольфа Буххольца-младшего я окрестил «Фанатиком», а Исабель – «Стеллой». Под такими кличками они фигурировали в моих шифровках, направляемых в Центр.
В конце января 1974 года «Стелла» приняла первое сообщение от «Фанатика». Мне хорошо запомнился тот день. Я ждал Исабель у подножья холма, вписавшегося широкой плавной зеленой дугой в океан. Рядом скрытый зарослями плескался плоскотелой рыбьей игривостью один из рукавов Саваны. Наверху рычала автомобильными моторами Панамериканская магистраль, а еще выше дремал старый и безучастный ко всему монастырь святой Магдалены – средневековый призрак на горизонте космической эры. Я снизу ничего этого не видел, а только знал и чувствовал, что оно есть. Я ждал Исабель. Она прибежала запыхавшаяся, радостная, вытащила откуда-то из-под лифчика три листка бумаги и протянула их мне. Увидев неровные ряды крупных четырехзначных цифр, я почувствовал, как у самого горла быстро-быстро затрепыхалось мое сердце. Это была победа.
– Спасибо, Исабель, – сказал я. – Вы представления не имеете о том, что значат для меня листки, принесенные вами. Если бы вы не были так красивы, я расцеловал бы вас.
– Мне от моей красоты одно горе, – ответила девушка. – В следующий раз я испачкаю лицо сажей и остригу волосы.
Она спустилась к пляжу, села на нагретый солнцем камень, скинула босоножки и потрогала океан розовой пяткой. Стояла зима. Температура воды была не более двадцати градусов. По ауриканским понятиям это означало, что ни о каком купанье не могло быть и речи.
Мне не терпелось скорее расшифровать сообщение Рудольфа. Для этого надо было ехать в Ла Палому, но Исабель уже привыкла к продолжительным свиданиям со мной по воскресным дням, она ждала этих встреч, и в данном случае исключения делать не стоило. Я спрятал листки, подошел к ней и сел рядом.
Был мертвый штиль. Метрах в ста от берега валяла дурака пара дельфинов. Девушка смеялась, глядя на то, какие фокусы они выкидывают, и совершенно неожиданно для меня спросила:
– Так почему вы не захотели стать моим любовником, Арнольдо? Сумеете объяснить правдоподобно?
Я несколько опешил, но, собравшись с мыслями, пробормотал:
– Можно было бы спросить об этом и раньше.
– Раньше было стыдно, а теперь я к вам уже привыкла. Отвечайте!
– Вы слишком хороши для этого. А потом… Сколько вам лет, Исабель?
– Двадцать один.
– Мне сорок. Когда вы появились на свет, я был уже студентом. Ваши родители почти мои ровесники.
– Хм… Роджерс годится мне в дедушки, однако его это не останавливает. Ну что ж… Раз вы такой старый, то обращайтесь ко мне на «ты».
Последнее слово она сказала по-испански.
– Согласен. Но как же это сделать на английском языке?
– О, это не так уж сложно. Говорите по-английски, а думайте по-немецки. Есть у немцев «ты»?
– Конечно.
– Вот и попробуйте. У нас, в Аурике, старики всегда говорят молодым «ты».
Я не стал ранить ее национальное самолюбие и напоминать о том, что у них, в Аурике, со времен победы диктатуры укоренился хамский обычай: все вышестоящие обращались ко всем нижестоящим на «ты», независимо от возраста и пола. Только в среде военных сохранилось обращение на «вы». Вместо всего этого я сказал:
– Сейчас попытаюсь. Скотина твой Роджерс!
– Это уж точно. Вот видите: получается… А вы не знаете, отчего люди подлы?
– Ну, во-первых, потомственных подлецов не так уж много. Их легко обнаружить по выражению лиц. А большинство людей совершает подлые поступки в силу тех или иных обстоятельств. Люди подлы от подлой жизни.
– Ведь они сами устроили себе такую жизнь.
– Да. Но когда родились ныне живущие, жизнь уже была подлой.
– Кто же был первым негодяем?
– Тот, кто обгородил кусок общей земли забором и сказал: «Это мое!» Так полагал Руссо… С тех пор прошли тысячи лет… Против подлой жизни мы с тобой и воюем.
– И вы верите в конечную победу Добра?
– Да. Иначе жизнь человеческого общества, да и жизнь каждого человека, не имели бы смысла.
– Вот что я вам скажу, Арнольдо. Если бы вы тогда сделали то, что сделал бы на вашем месте любой нормальный мужчина, то я не стала бы шпионить, на вас.
– Не говори так, Исабель. Ты не шпионишь, а работаешь на революцию.