Тайна профессора Бураго. Том 1

…В один из вечеров Житкова повели в каюту капитана. Караульный вышел и затворил дверь. Житков остался один. Он огляделся. Каюта поражала комфортом. Книжные полки занимали почти все свободное пространство переборок.

Житков перевел взгляд на письменный стол. Привинченные к доске хронометр и несколько карандашей в подставке — вот все, что украшало сверкающую поверхность стола. С края, против удобного кресла-качалки, лежал развернутый корешком вверх, переплетенный в кожу, изящный томик. Житков машинально взял книжку:

…с усмешкою шкипер сказал:

«Ребята, прочь сбиты снасти,

и к черту пошел штурвал.

Впрягайтесь в рулевые цепи».

Через Бильбао-бар

Мы провели против вихря

в упряжи наш «Боливар»…

…не веря ни в сон, ни в чох.

Мы причастились шторма,

который послал нам бог…

— Вы тоже любите стихи?

Житков, не ответив, положил книгу на стол. Витема закурил. Его глаза сузились и стали еще холодней. Мгновение он глядел на Житкова.

— Считаете ниже своего достоинства говорить со мной? Что ж, каждый имеет право на то, что ему кажется правильным. Даже если объективно это не что иное, как глупость или преступление.

— Боюсь, что вы утратили представление о том, где кончается глупость и начинается преступление, — ответил Житков.

Витема сделал пренебрежительный жест, словно отбрасывая это замечание.

— Видите ли, — сказал он, — я совершенно убежден, что преступление лишь до тех пор остается преступлением, пока его носитель не становится хозяином положения и судьей себе и другим. Тогда преступление становится правом. Иногда даже общественным благодеянием. — Витема жестом предупредил возражения. Он подошел к поставцу на переборке, достал бутылку и рюмки. — Ваш любимый вермут.

Видя, что Житков не собирается брать пододвинутую ему рюмку, Витема поднял свою и с подчеркнутым удовольствием выпил.

На этот раз он изменил себе: не был так холодно безразличен, как всегда. Нервно откусив кончик сигары, он, прежде чем закурить, долго растирал его в своих тонких пальцах. Взгляд его не раз обращался на лицо собеседника. Взгляд этот был испытующим, внимательным, словно прицеливающимся.

— Итак, вы по-прежнему отказываетесь помочь профессору? Вы уже имели возможность убедиться в моем расположении к вам, не правда ли?.. Это расположение мешает применить меры, которые я давно должен был бы пустить в ход в отношении такого непокорного пленника. Но я нашел другое средство воздействовать на ваше упрямство: все то, что я должен был бы сделать с вами, выпадет на долю Бураго. — От Витемы не могла укрыться тень тревоги, пробежавшая по лицу Житкова. — И чтобы вы не думали, будто это шутка, я сегодня же покажу вам старика… Бедняга, он уже несколько суток не получает воды.

Житков вскочил. Гнев исказил его лицо.

— Вы…

Витема остановил его движением руки.

— Мне дорога ваша нервная энергия. — Он тихо засмеялся. — Помните, как вы берегли ее когда-то у меня в каюте?

— Вы напрасно мучаете старика! — крикнул Житков. — Он не пойдет ни на что, недостойное русского офицера.

— Никогда ни за кого не ручайтесь. Даже за самого себя, — сказал Витема. — Могу вас уверить, что рано или поздно я добьюсь вашего согласия на сотрудничество с нами.

Витема спокойно поднялся и сделал приглашающий жест.

— Если угодно взглянуть на старика…

Стиснув кулаки, Житков отвернулся к иллюминатору. Витема пожал плечами.

— Вы все равно к нему пойдете. Не откажетесь же вы повидать старика, когда он будет умирать?

— Он болен? — вырвалось у Житкова.

— Отсутствие воды не делает его здоровее. — И тут же с издевательской заботливостью спросил: — Не испытываете ли вы в чем-либо недостатка, не жалуетесь ли на питание, уход?

Житков решительно шагнул к Витеме. По-видимому, в его взгляде было что-то, что согнало улыбку с лица капитана. Он отворил дверь и приказал часовому проводить Житкова в его каюту.

Профессор Бураго и его тайна погружаются на дно океана

Иногда, по вечерам, часовой отводил Житкова в капитанский салон, и пленник надолго оставался там один на один с книгами. Но он не притрагивался к ним.

Потом появлялся Витема. Ставил на стол бутылку неизменного вермута и тоном врача, дающего отчет родственнику о состоянии здоровья близкого человека, сообщал:

— Старику хуже. Нервничает. Кажется, то, что я склонен был принимать за симуляцию помешательства, является подлинным расстройством рассудка. Крайне грустно: из-за вашего упрямства мы доводим профессора до неизлечимой душевной болезни…

Засунув руки в карманы, Житков так сжимал кулаки, что ногти впивались в ладони. В словах Витемы он старался отличить правду от лжи.

— На «Черном орле» нет врача, — бесстрастно продолжал Витема. — Если перегнем палку, это может оказаться непоправимым. — Он развел руками и с напускным сочувствием проговорил: — Годы! Другой бы протянул без воды дольше. А он плох, очень плох.