Деревня, куда сослали строптивого священника, была не слишком примечательна. Некогда имеющая несколько сот зажиточных дворов и действующую церковь, пройдя горнило революции, Гражданскую войну и коллективизацию, она уже накануне Великой Отечественной войны «похудела» вдвое. Немецкие бомбёжки ещё больше потрепали село: разметали с десяток домов, сельсовет и церковь, которая к тому моменту сделалась клубом. Восстановление послевоенного хозяйства не сильно отразилось на Куличках, деревня так и осталась «инвалидной», несмотря на все последующие советские пятилетки ударного коммунистического труда. Единственное, что выросло в своих размерах, – деревенское кладбище, которое начиналось от разрушенной церкви и уходило своими задками в лес. К моменту приезда туда священника отца Никодима с женой и сыном деревня насчитывала пятьдесят «живых» домов и пользовалась самой дурной славой в районе. Причиной этому были участившиеся случаи убийств домашних животных, тела которых находили растерзанными и подвешенными на деревьях и электрических столбах. Словно какая-то неведомая сила предупреждала непрошеных гостей, что здесь её территория.
Указание священнику на это новое место службы было местью церковного начальства за его независимый характер, который выражался в его проповедях к пастве. Его речи шли в полный разрез с официальной политикой церкви по отношению к светской власти, так как были полны критики правительства и главы государства. Он не раз писал Патриарху, где просил его заступничества за народ перед государственным произволом в ценовой и социальной политике, на что получал отповедь и призывы к смирению. Однако горячее сердце священника, болеющее за слабых, старых и обездоленных сограждан, каждый раз вспыхивало с новой силой, когда он видел несправедливость, жестокость и равнодушие властей. В конце концов властям стало известно о священнике-бунтаре, и к Патриархии появился ряд вопросов. В результате епархиальным властям было рекомендовано использовать энергичного священника по «прямому назначению» на благо возрождения Церкви. Начальство обрадовалось представившемуся случаю поставить на место отца Никодима и, несмотря даже на его дальнее родство с царской фамилией, избрало ему самое сложное место служения. При этом отрапортовало наверх так, что там ещё долго смеялись над таким стечением обстоятельств: «…отправлен к чёрту на Кулички».
Дышащий особо едким перегаром председатель местного колхоза, встретивший священника на служебном УАЗе, всю дорогу от станции до деревни жаловался на беспробудное пьянство работников и не скрывал своей надежды, что с приездом священника все может перемениться к лучшему. Уже показывая покосившуюся избу, где предстояло разместиться вновь прибывшим, он вдруг словно опомнился.
– Только, батюшка, чур, денег на восстановление церкви у меня не просить. У меня фондов даже на посевную не хватает. Колхоз в кредитах банковских как в трясине завяз. Того и гляди ко дну пойдём, – жалостливо, словно на паперти пожаловался мужчина.
– Ну, может, хоть материалом каким строительным поможете, и на том спаси вас Бог, – спокойно отреагировал священник, – кирпичу бы для начала, досок да кровельного железа.
– Не знаю, где и взять, – пряча глаза, попятился к калитке председатель, – может, старую ферму разбирать будем, так я мужикам скажу, чтобы они кирпич не били, а в остальном пока ничем помочь не могу. Мы когда с вашей епархией подписывали договор о передаче церкви, так сразу договорились, что восстановление не за наш счёт.
– Неприятный какой человек, – отреагировала на ушедшего председателя матушка Елена. – В такую халупу нас поселил, разве здесь можно жить по-человечески?
– Жаль. Храм в таком упадке. – Взгляд священника ощупывал порушенные купола церкви. – А изба что? Сейчас лето, а к зиме утеплимся.
– А мне природа здесь нравится, – подал свой голос третий член семьи, семнадцатилетний Сашка, разглядывая двух девчонок на велосипедах, которые, словно случайно, уже второй раз проезжали мимо их забора, высматривая новых поселенцев.