Тайна проклятия

Сашка проснулся от звука веника, метущего горницу.

– И откуда столько мух взялось, – сокрушалась его мать, выметая из всех углов остатки мертвых насекомых.

Парень оглянулся. Девчонки рядом не было.

– Проснулся! Ну ты и спать горазд, вот что значит молодой организм. – Мать с любовью погладила его по голове. – Отец хотел тебя с собой в церковь взять, но не смог добудиться.

– Мама, а где девочка? – перебил её сын. – Она здесь вместе со мной лежала.

– Вот те на, какие сны моему сыну стали сниться, – не сдержала удивлённой улыбки матушка Елена.

– Да я говорю о совсем ещё ребенке, – нетерпеливо поправил её Сашка, – Вчера я её принес всю израненную, ты ещё ей швы на раны накладывала… Потом капельницу ей ставили. Помнишь?

– Ой, какие тебе кошмары снились, – перекрестилась его мать. – Теперь понятно, почему ты утром стонал во сне. Надо тебе святой водой умыться.

Сашка с ужасом понял, что слова ночного «гостя» начинают сбываться и родители ничего не помнят. Пытаясь напомнить матери о прошедших событиях, он взял её походную аптечку, внутри которой был полный кавардак, распакованные бинты, медицинские шовные нити.

– Вот, посмотри, – протянул он ей следы недавнего пользования.

– Странно, – пожала плечами матушка и, внимательно взглянув на сына, неожиданно изменилась в лице, словно испугалась.

– Ну, – обнадёжился Сашка, полагая, что к ней возвращается память.

– У тебя появились седые волосы. – Мать протянула руку к его голове, проясняя причину своей тревоги.

Ей и дела не было до прежнего разговора, поэтому сын, попив чаю, решил пойти к отцу, надеясь, что он поможет ему разобраться в случившемся ночью. Отца, как и ожидалось, он нашёл в развалинах церкви. Кроме него ещё две пожилые женщины, вооружившись вениками и тряпками, приводили в порядок пол и стены бывшей церкви. На полу, в том месте, где была пентаграмма и стояла тумба, ничего уже не было. Также исчезли и факелы на стенах. Единственным напоминанием об осквернении развалин храма оставалась сажа и копоть на настенных фресках, а также три шестёрки, которые уже почти все были стёрты усилиями добровольных помощниц священника.

– Пап, а когда ты с утра открыл церковь, тут, на полу, не было никакого рисунка? – поздоровавшись с отцом, тут же попытался взять быка за рога Сашка.

– Нет, – отрицательно махнул головой священник, – грязь тут одна была.

– И факелы по стенам не висели? – продолжал допытываться сын.

– Ты что, рыцарских романов начитался? – усмехнулся отец Никодим. – Это же развалины церкви, а не средневекового замка.

– Но я тут был вчера, – решился на признание парень, – здесь была начертана каббалистическая звезда, в центре стояли тумбы со всякой дьявольщиной. Здесь велись сатанинские мессы. Вон видишь цифры зверя на стенах.

Священник, оглянувшись на слушающих их разговор женщин, взял сына под локоть и вывел на улицу.

– Ты зачем всё это сочиняешь, хочешь, чтобы у меня добавилось забот? Думаешь, у меня их мало? – с укоризной произнёс отец.

– Ну я же правду говорю, – с отчаянием в голосе произнес Сашка.

На отца его интонация произвела впечатление, и он позвал одну из его новых прихожанок.

– Ада Васильевна, скажите, вы когда утром открыли храм, на полу были какие-либо рисунки? Быть может, на стенках висели факелы?

– Да нет, батюшка, всё было так же, как и когда вы пришли. – Женщина осуждающе взглянула на Сашку. – Ну только малость почище стало.

Сашка хотел позвать отца на окраину кладбища, в надежде, что там остались какие-нибудь следы пребывания секты, но в этот момент рядом с церковью затормозил председательский УАЗик. Председатель был с похмелья, о чём свидетельствовал его неизменный спутник – перегар.

– Обживаетесь, хорошее дело, – поприветствовал он священника, – а мне поспать с самого утра не дают, в пять разбудили. Девчонку, дачницу, пришлось в районную больницу отвезти. Вены себе вскрыла засранка.

– Это как же? – всплеснула руками вторая женщина.

– А хрен их знает, поутру к бабке откуда-то припёрлась, вся изрезанная, в бинтах, ну та, понятное дело, меня будить, – сплюнул со злостью председатель.

И непонятно было, что его больше всего злило – то, что его разбудили, или то, что дети пошли такие. Сашка был рад, что девочка жива, и хотел опять вставить своё слово про вчерашнее, но его опередил всё тот же председатель:

– Ада, я на обратной дороге твою внучку Дашку видел. Её пацаны на мотоциклах куда-то отвозили.

– В Москву поехала внученька на конкурс красоты, утром сегодня почтальонша телеграмму принесла из агентства модельного, – не без гордости ответила женщина, скользнув по Сашке многозначительным взглядом…

– Та, порезанная, за Дашкой всё ушивалась. Как нитка за иголкой. Её наверняка милиция захочет опросить, что произошло, ты мне адресок её московский черкани, – обеспокоился председатель.

– Не знаю, где она будет жить, – нахмурилась женщина, – сказала, напишет, когда с адресом определится.

– Я, отец Никодим, остановился, чтобы сказать, – вспомнил председатель, – мы вам там дров к избе подбросили маленько, так что заготавливайтесь к зиме потихоньку.

– Сынок, помоги мне, пока я здесь с храмом разбираюсь, – обратился с просьбой к сыну священник, – начни рубить дрова и складывать в поленницу, а я после обеда тебя сменю.

Сашке ничего не оставалось, как вернуться домой и приступить к обыденной сельской работе. Дров было немного. Куба три-четыре берёзового леса, напиленного пеньками. Выбрав самый крупный пень, Сашка закатил его во двор и уже на нём стал колоть кругляки поменьше. Топор-колун был новый, и кругляки сразу раскалывались на поленья. За физической работой Сашка начал немного успокаиваться.

«Чего в жизни не бывает! – думал парень. – Девочка жива, ну и слава Богу!» Родителей он решил не пугать этой историей, побоявшись, что его сочтут не вполне здоровым, поскольку поверить в то, что в их доме был сам Сатана, они не смогут. За спиной скрипнула дверь, из которой, привлечённая усердной работой, вышла его мать. Сашка, поставив очередной кругляк, решил показать перед матерью свою удаль и что есть силы размахнулся топором.

В тоже мгновение он почувствовал, как обух топора слетел с ручки, и одновременно с этим он услышал крик, словно от боли. Обернувшись, он увидел, что острое лезвие на излёте задело мамину руку. Первое, что он почувствовал, – это шок, затем – страх за мать. Весь бледный, он побежал на помощь, но его сознание было не здесь, не рядом с матерью. Память перенесла его назад, к проклятию ночного гостя и обещанию, что он станет убийцей своих родителей. Значит, это начинает сбываться! Его начало трясти от страха. Матушка Елена, руководившая действиями по оказанию первой медицинской помощи, видя его состояние, как могла успокаивала сына.

– Сашуль, ну ты чего? Ты ни в чём не виноват. Кто же знал, что обух плохо закреплён, – погладила она его здоровой рукой, чтобы унять нервную дрожь. – Это хорошо, что я ещё от слепящего солнца рукой загородилась, а то обух мог угодить прямо в голову! – Этим она не успокоила сына, а только усилила его уверенность в дьявольском предначертании произошедшего.

В деревне новости распространяются быстро. Прибежавший из церкви отец Никодим незамедлительно повёз мать в районную больницу. Перепуганный Сашка, оставшись один на один со своими страхами, побежал в церковь, где перед заново повешенной иконой Спаса Нерукотворного стал читать молитвы и просить у Бога заступничества. Из церкви ближе к вечеру его выгнал голод, и он прошмыгнул в хату, только для того, чтобы перекусить. Отца ещё не было, и Сашка заново вернулся в церковь, в которой ему было не так страшно и легче переносились выпавшие на его долю роковые испытания. Молясь без перерыва за маму и прося защиты от дьявольского пророчества для неё и отца, он не смог бороться с психологической усталостью и, утомлённый от всего пережитого, уснул прямо на полу в церкви.

Предварительно он подпёр входную дверь палкой изнутри, чтобы чувствовать себя в достаточной степени защищённым. Проснулся он от предчувствия опасности и тревоги. Было уже темно. Свечи догорели, и теперь только лунный свет, падающий из отверстия в крыше, был единственным источником, позволяющим хоть как-то ориентироваться в темноте. Кто-то снаружи пытался открыть дверь. Парню послышался рыкающий звук и лязг клыков, и он схватил напольный подсвечник, чтобы защитить себя от непрошеного гостя. Дверь стали пытаться выбить, наваливаясь на неё с такой силой, что подпёртая ею палка вот-вот грозила сломаться пополам. Сашка прильнул к дверному косяку в котором была щель… чтобы рассмотреть непрошеного гостя.

В нос ударил запах гнили, который сопровождал пришельца из преисподней. Это снова был он – Сатана. Юноша встал за дверь и, с трудом взвалив на плечо тяжёлый подсвечник, приготовился дать отпор. Палка треснула от очередного удара нечеловеческой силы, и в распахнувшейся двери показалась оскаленная морда зверя. Его нос принюхивался, пытаясь обнаружить свою жертву. Что было сил Сашка нанёс удар приготовленным орудием, но в какой-то момент Сатана успел среагировать и отклонить голову в сторону, подставив когтистую лапу. Удар пришёлся по касательной, и большей частью по руке. Однако второй удар Сашка провести уже не смог, так как зверь сбил его с ног, повалив на церковный пол. Сашка подумал, что сейчас эти клыки вопьются ему в горло и всё будет кончено, но вместо этого услышал голос своего отца:

– Ты что творишь? Какой чёрт в тебя вселился? – На нём верхом, с разбитой головой, сидел отец Никодим.

– Папа, – скинул с себя дьявольский гипноз Сашка, понимая, что только что не убил собственного отца, – я тебя за Сатану принял.

– И мать тоже принял за Сатану, – подозрительно и с укором посмотрел на сына священник.

Домой шли молча. Священник всю дорогу о чём-то думал. Перед сном, отчитав молитву, отец Никодим с решительным видом повернулся к сыну.

– Не знаю, когда в тебя вселился бес, – вздохнул отец, – но завтра мы с тобой поедем в Троице-Сергиеву лавру на отчитку. Надо же что-то с тобой делать.

Сашка посмотрел на отца с таким отчаянием, словно хотел передать ему взглядом весь ужас его положения, но тот только отвёл глаза, вернувшись к лечению своей отбитой руки. Когда отец уснул, Сашка взял бумагу, ручку и написал записку, в которой просил у родителей прощения за своё поведение и говорил, что ему необходимо уйти, чтобы не совершить непоправимых бед. «Я вас очень люблю», – дописал он последнее предложение и, закинув на плечо собранную спортивную сумку, вышел из дому, направляясь по пути, ведомому одному лишь Господу Богу.