Его не было очень долго. Я ходила по комнате в ожидании, мысленно разговаривала с ним, убеждала отпустить меня. Тренировалась, как угрожающе скажу фразу: «Если ты меня не отпустишь…» Но что будет, если он этого не сделает, придумать не смогла. Зато придумала, с чего начну. Скажу: «Я понимаю тебя, Матвей. Но и ты постарайся меня понять». Да-да, именно так начну с ним разговаривать, и очень-очень спокойно. Ведь агрессия, любил повторять батюшка из нашего прихода, всегда порождает агрессию.
Я все придумала, а Матвей почему-то не приходил.
Уже было поздно, захотелось спать, и я, не раздеваясь, прилегла на кровать. Лежала, прислушивалась к каждому звуку. Теперь, пожалуй, можно было услышать, как открывается и закрывается входная дверь в гимназию. Днем это невозможно – слишком шумно кипит жизнь в комнатах и коридорах.
Я уже стала бояться, что он пошел на расправу к тете. А вдруг он что-нибудь сделает с ними? Села, переполненная страхом. И в этот момент хлопнула входная уличная дверь, затем я услышала шаги в коридоре, близко к комнате Матвея, и, упав головой на подушку, притворилась, что сплю. Я лежала с закрытыми глазами и видеть его не могла. Но догадалась: он, ведь больше некому.
Матвей тихо зашел, прикрыл осторожно дверь и постоял у входа. Свет не включал. Стараясь не шуметь, медленно закрыл дверь на щеколду.
Я по-прежнему делала вид, что сплю, спокойно и глубоко дыша. На самом деле, мне было очень тревожно: сердце бешено билось, а сама я вдруг начала мерзнуть. Я так много хотела ему сказать! А сейчас лежу, дрожу и бездействую. Все мое красноречие куда-то испарилось, мозг отказался думать, и я уже не помнила, с чего хотела начать наш разговор.
Сейчас я успокою себя и свое выстукивающее дробь сердце, а потом поговорю с ним…
Матвей осторожно, стараясь не шуметь, передвигался по комнате. Вдруг он остановился у кровати. Я замерла. Страх парализовал меня. Услышала легкий щелчок ремня, шелест ткани и поняла, что он раздевается. Не успев прийти в себя от этого открытия, почувствовала, как он опускается рядом. Я лежала ни жива ни мертва. Сердце стучало так громко, что мне подумалось, Матвей тоже его слышит. Хорошо, хоть он не видит моего лица. Наверняка мимика такая, что сразу будет понятно: я не сплю, а лежу, притворяюсь и трясусь от страха.
Матвей лег рядом, а его рука опустилась мне на плечо. Потом он придвинулся ближе. Мне показалось, что я слышу теперь два сердца. Что же, он тоже волнуется? Почему?
Вдруг он тихо заговорил: