Тайна пророка из Назарета

И раздался в тиши один лишь только звук, высокий, чистый, нежный, раздался — и замолк. Возник снова, еще чище, еще нежнее… и вдруг… волной полились братья и сестры — звуки, но не торжествующие, как ты думаешь, Эмпидиокл, а нежные и благословляющие. То не был гимн победно торжествующий, а любовное возвращения Бога Распятого к распявшей его плоти человеческой. Не торжество звучало, а всепрощение, ибо вот — какая же победа может быть у Господа Всемогущего и Всесильного?

И тихо-тихо повернувшись, упал камень приваленный, сноп света волной хлынул из пещеры, на пороге показалась дивная фигура Христа Иисуса.

Светел и благостен был Лик Его божественный, Любовью бесконечной светились Его очи, и первый взгляд Его был туда, где на небосклоне горели крылатые очи Денницы, вспыхнувшие сразу восторгом Божественным. И раскрылись уста Люцифера Светоносного и невыразимой торжественности гимн вылился из них, неся в бездны хаоса строительство миров новых на новых началах победы над смертью…

Подняв десницу, протянул Христос ее по направлению к Люциферу, и вот над челом Светоносного вспыхнул символ союза Света Первозданного со Светом Любви Божественной — крест, увитый кроваво-красными цветами[21] жертвы Божественной.

И снова поднялась десница Господа, благословляя Проснувшегося. И тихо сказал он:

— Довольно, дети! Идите в обители свои. Оставьте меня пока одного с бедными детьми Земли, ныне снова обретенной для Царства Моего…

И замолчали хоры, и рассыпались гимны, и потухли крылатые очи. И вот перед лицом Земли и человечества стоял снова плотник Иисус, сипом Богочеловечества Своего смерть победивший.

Крик ужаса, изданный группой проснувшихся и ослепленных светом воинов римских. И видел я, как одинокая фигура женщины метнулась сначала к гробу отверстому, а потом быстро побежала вслед медленно двигающемуся по дорожке Христу. Я узнал ее, то была Мария из Магдалы.

— Господин… — начала она было, но потом, взглянув пристальнее, с воплем радостного испуга кинулась к ногам Проснувшегося.

— Не прикасайся ко мне, Мария, — тихо сказал ей Господь, — ибо вот, полон я еще славы небесной, и она сожжет тебя… Встань и пойди, предвари учеников моих, да ожидают они меня в Галилее, под нашими кедрами… Встань. Любовь Человеческая, ныне обращенная в Любовь Божественную, встань, Мария кроткая, мать всех грядущих Марий, во плоти явленных.

И, благословив рыдающую Марию, медленно двинулся Господь дальше, где ожидала Его Мать с двумя другими женщинами. Но по пути Его были мы: Арраим и я. Кротко и ласково глядел на нас Плотник Проснувшийся и Бог Незасыпающий.

— Аргивинянин, — раздался Его нежный голос, — разрешаю тебе твои дела с человечеством и благословляю на служение новое. Но раньше закончи на Земле великую Задачу твою. Вот я доверяю сыну Земли частицу Силы Моей, — и он дотронулся рукой до лба моего, — снеси ее в дальние пещеры Эфиопии, и даруй жизнь новую Первозданной царице Перста Земной во прахе ползающей, и сведи туда же любимую дочь мою, да пребудет она там, у дочери Арраима, раба Моего, доколе я не скажу ей восстать на служение Мне.

— Вот она, дочь Моя, — сказал мне Господь май, — явленная веками грядущего под именем Софии, Премудрости Божией. Вручаю ее тебе, Аргивинянин, а она уже принесет Балкис страдающей все то, что некогда предсказал ей ты, мудрый эллин, движимый Духом Моим. Прими же благословение Мое, Аргивинянин, и не мешкай. Оставь меня пока здесь с матерью Моей, третьей Марией и слугой моим Арраимом. Гряди, эллин, в дивный и дальний путь благословенной жизни своей!!!

Только что вышли мы из сада, как увидели приближающегося к нам человека с длинной белой бородой, ведшего на поводу двух, вполне готовых в путь, белых верблюдов. В момент встречи нашей он низко склонился передо мной и сказал:

— Дозволит ли благородный и мудрый эллин Фалес Аргивинянин вновь старому знакомому служить ему верблюдами для пути?

— Ноги твои также на стезе Господней, равви Израэль, — ответил я, — от имени спутницы моей благодарю тебя, мудрый.

И более я не стал разговаривать с равви Израэлем. Мы отправились в путь. Дни и ночи молчала закутанная спутница моя, пока вдали не засияли знакомые очертания гор Эфиопии. Вдали узрел я храм богини Иштар. В глубине горного храма богини Иштар нашел я тайное место пребывания царицы Балкис.

При первом взгляде на меня глубокий крик вырвался с ее прекрасных уст:

— Мудрый эллин!

И вот я узрел гордую царицу Савскую, Балкис Прекрасную, лежащую у праха ног моих. Я поднял ее, ибо вот на устах моих была речь и послания не мои, а Страдальца Божественного. Только высказав все, я разрешил Балкис встать. И вот увидел лицо ее обновленным потоками сладостных слез и оживленным Любовью Божественной.

— У слабой Балкис нет слов для выражения благодарности тебе, посол Божественный, — сказала она, — да и нуждаешься ли ты в ней? Но где таинственная спутница твоя, которую я должна беречь, по словам Величайшего из Величайших?

И вот когда я ввел в покои Балкис Софию Священную, царица заметалась при виде скрытого лица Софии и в ужасе несказанном протянула вперед руки.