Тайна пророка из Назарета

- хрипло крикнул центурион и, вырвав из рук бледного, как смерть, солдата копье, с силой вонзил его в бок Распятого, - Пусть я поступил против присяги, уменьшив его страдания, - сказал центурион, уставившись на меня полубезумными глазами, - но того, чему я был свидетель, не выдержал бы и сам Август! Что это была за мгла? Что за голоса, скажи мне, мудрый Эфиопянин, дрожащим голосом обратился он к Арраиму.

- Ты сам недавно сказал, солдат, что это был сын Божий, - ответил ему Арраим.

Недоуменно расставив руки, грубый римлянин с выражением мучительного, неразрешимого вопроса глядел на покрытое уже тенью смерти лицо Галилеянина.

Я медленно обернулся и оглядел все вокруг. Только два солдата, бледные и насмерть перепуганные, были на ногах, остальные ничком лежали на земле. Толпы уже не было, неподалеку валялся труп низенького священника с покрытым кровавой пеной лицом. У креста Господня была все та же приникшая к ногам Распятого женщина и Иоанн, весь ушедший в молитву, печальный, но просветленный. Могучая фигура римского солдата перед самым крестом и два сына Мудрости - я и Арраим - вот какова была обстановка последних минут Бога на Земле.

В теле жалкого менялы еще теплилась жизнь. Очнувшийся уже центурион отдал приказание солдату перебить ему колено, а сам задумчиво отошел в сторону.

В это время из близлежащих кустов стали показываться бледные лица женщин и учеников Распятого, я узнал Марию из Магдалы и Петра. Заметив меня, Мария подбежала ко мне и, заливаясь слезами, спросила:

- Мудрый Эллин! Неужели Он мог Умереть?

- Он воскреснет, Мария, - ответил я и, видя ее страдания, обдал ее теплом своей мудрости. Она вздрогнула и выпрямилась.

- Я знала это! Благодарю тебя, мудрый, - прошептала она и, подбежав к кресту, припала к ногам Распятого с другой стороны.

-Клянусь Юпитером! Я не знаю, что мне делать, - бормотал центурион, глядя на эту сцену.

- Не смущайся, храбрый солдат, - сказал ему Арраим, взяв его за руку, мне известны все предположения почтенного Понтия Пилата - он мой друг, и поверь мне, что твоя милость по отношению к женщинам и ученикам Распятого не встретят его осуждения. Я знаю, он отдаст тело почитателям Его...

- Спасибо тебе, Эфиопянин, - ответил ему центурион, стирая пот, градом катившийся с его лица, - но не скажешь ли ты мне, у кого я могу узнать подробно, кто был Распятый и что значат слова "Сын Божий", невольно сорвавшиеся с моего языка? И что это за чудеса, свидетелем которых я был сегодня? Задумчиво посмотрел на него Арраим.

- Не теряй из виду вот этого, - ответил он, указывая на ученика Распятого. Он все расскажет тебе и ты узнаешь, кто был Распятый. И будешь первым распятым на кресте христианином, - шепотом добавил он, обращаясь ко мне.

- Идем отсюда, Аргивинянин, - сказал он громко, - да не будет лишних очей при изъявлении скорби Матери...

Мы немедленно стали спускаться с холма. То там, то сям лежали еще не очнувшиеся от смертельного ужаса люди. Несколько домов рухнуло от подземного толчка. Небо несколько очистилось, но ночь уже простирала покров свой над изредка еще вздрагивающей землей.

Вдали показалась кучка спешивших людей. Между ними я узнал длинную белую бороду Мудрого Иосифа из Аримафеи.

Предпоследний аккорд Великой космической мистерии кончился. Начинался последний - Величайший.

Мир да будет с тобой, Эмпидиокл.

Фалес Аргивинянин БАЛКИС - ЦАРИЦА САВСКАЯ

ФАЛЕС АРГИВННЯНИН, ЭМПИДИОКЛУ, СЫНУ МИЛЕСА АФИНЯНИНА.

О ПРЕМУДРОСТИ БОГИНИ АФИНЫ ПАДЛАДЫ - РАДОВАТЬСЯ.

Раздвинем туманы прошлого, друг Эмпидиокл, и пойдем со мной в область того, что вы, люди двадцатого столетия, называете сказкой, а мы, не умирающее сознание сынов Мудрости, пребывающих в анналах Вселенской Мудрости - былью.

Была ночь, и Селена алмазным столбом отражалась в таинственных водах Нила. Я, Фалес Аргивинянин, стоял на башенке храма Изиды и заносил на ленту папируса свои вычисления о восхождении новой звезды Гора в созвездии Пса. И вот ласковая рука легла мне на плечо и прозвучал тихий голос Учителя великого Гераклита.

- Аргивинянин! - сказал он мне, - знаешь ли ты историю о блистательной царице Савской - прекрасной Балкис?

- Учитель, - ответил я, - ты знаешь тысячелетия, а я не погружен в изучение великих рукописей Бытия, - сказал я, указывая на простиравшийся над нами купол безбрежного звездного неба, - когда мне было заниматься историей Земли, хотя бы она и была столь прекрасной, как царица неба звездного Утренняя Звезда! Гераклит тихо покачал головой.

- Аргивинянин, - сказал он, - в ответе твоем звучит ирония, без которой не может обойтись сын благородной Эллады. Но поверь мне, своему Учителю, что не для праздной болтовни задал тебе я этот вопрос. Сядь, сын мой, и послушай меня.

И я сел рядом с Учителем моим, и полилась его тихая и такая гармоничная речь, что порой она совершенно сливалась со звучанием бледной Солены, обливающей светом своим и меня, и моего Учителя, и башню храма Изиды, и воду таинственного Нила, и загадочную глубь разворачивающейся за рекой немой пустыни. И вот что рассказал мне Учитель.