Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

«Вражеские пасквили» — это ложные доносы неких третьих лиц, которые Воронцов на самом деле инициировал и оплатил, слова о благородстве чувств содержат объяснение причины, по которой и появилась эпиграмма «Полу-милорд…» (хотя Пушкин и не пишет в «Воображаемом разговоре», что он написал какую бы то ни было эпиграмму), а фраза «англичанин в душе», напоминающая о том, что граф воспитывался в Англии, помимо «объяснения» первых слов эпиграммы («Полу-милорд…»), является прологом к фразе «предпочтет первого английского шалопая… соотечественникам». Вот эта фраза и является, на мой взгляд, ключевой в пушкинской характеристике Воронцова. (В июне 1824 г. в черновике объяснительного письма помощнику Воронцова А. И. Казначееву по поводу своего прошения об отставке Пушкин, нащупывая эту фразу, писал: «Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу-англичанину, явившемуся щеголять среди нас своей тупостью и своей тарабарщиной».)

Предположим, Пушкин хотел назвать истинную причину (или еще одну из главных причин) злобного поведения Воронцова, но причина была такова, что, обнародуя ее, он опять ставил в ужасное положение Елизавету Воронцову, в которую, во-первых, он все-таки был влюблен, и которая, во-вторых, ни в чем не была виновата. Время прошло, он уже в Михайловском и издалека видит, что наделал ошибок, что эпиграмму с такой явной адресацией в первой строке (мало того, что все знали, что «полу-милорд» Воронцов — «англичанин», так он еще был и «полу-купцом», поскольку занимался коммерцией во вверенном ему крае) выпускать в свет не следовало. Он уже и так Элизу обидел — ведь такая эпиграмма на мужа не может не бросить тень на его жену; а тут еще одна причина, по последствиям сходная с предыдущей. Как бы поступил Пушкин?

Пушкин находит выход в том, чтобы спрятать эту причину в двусмысленности. О каком английском шалопае может идти у него речь? Наиболее приближенным (после жены) к Воронцову человеком до этой истории был Александр Раевский — во всяком случае, в Одессе в окружении Воронцова не было английского шалопая (а само это слово подразумевает молодого человека, про взрослого мужчину так не говорят), который мог бы стать соперником Пушкину в любви или карьере (последняя Пушкина просто не интересовала); стало быть, он такое сравнение поставил здесь неспроста.

Я не вижу другого объяснения этой связки «страсти в нем… не погасли» — «англичанин в душе» — «английский шалопай», кроме как объяснения конфликта гомосексуальными наклонностями Воронцова; при этом становится понятным мнение Ильи Фейнберга и Александра Лациса, что граф и не мог быть отцом «своих» детей: женитьба ему была нужна лишь для поддержания своего общественного реноме, как прикрытие, во избежание пересудов. Такое объяснение ставит под вопрос ревность как причину этого конфликта и одновременно проливает свет на громкий скандал с Александром Раевским в 1828 году, о котором в течение месяца только и судачили в Петербурге и после которого Воронцов организовал доносы и на него. Говорили, будто Раевский остановил карету, в которой ехала Елизавета Воронцова, и крикнул ей нечто вроде: «Берегите наших детей!..» — или «…нашу дочь!», и в этом случае злобу Воронцова проще объяснить именно тем, что Раевский таким образом вскрывал его тайное тайных: ведь по тем временам для Воронцова подозрение в гомосексуализме в глазах света было бы куда более страшным, чем толки о том, что он рогат. Но если в конфликте Пушкина и Воронцова первый каким-то образом задел именно эту, интимную сторону жизни графа, ярость и злобу Воронцова можно, по крайней мере, понять — хотя, конечно, коли он так оболгал и Пушкина, и Раевского, подлости он совершил непростительные.