Тайна раджи

У буддизма тогда еще было очень мало приверженцев в Магадхе, и буддийские монахи всячески старались обратить в свою веру брахманов и кшатриев. Их попытки пока не вызывали опасений. Однако верные поклонники брахманской религии всей душой презирали буддистов. Поэтому, увидав буддийского монаха, Чанакья нахмурился, а когда тот с улыбкой подошел и приветствовал его, брахман принял высокомерный и презрительный вид. В ответ монах заулыбался еще больше и сказал:

— Благородный брахман! Я вижу, ты презираешь меня. Но святой Будда велит нам служить и тому, кто нас презирает. По твоему поведению понятно, что ты чужой в этом городе. Если хочешь, пойдем со мной. Я могу устроить тебя в храме Кайласанатха, который рядом с моим монастырем. Поверь, кроме желания помочь тебе, никакой другой мысли нет в моем уме.

Монах был стар, и речь его звучала весьма доброжелательно. Чанакье же был нужен ночлег. Поэтому он решил забыть на время о своем неприятии буддистов и согласиться на предложение монаха.

Монах повел его в храм, который находился по соседству с его монастырем. Чанакья с большой неохотой поручил себя заботам буддиста. Недовольство собой и угрызение обуревали его душу. Но в тот же вечер случилось такое чудо, что он забыл о своем прегрешении и несказанно обрадовался, что согласился принять помощь монаха.

Читатель уже знает, что в то время на севере Индии буддизм был еще слабо распространен: среди брахманов в новую веру переходили единицы, буддисты — кшатрии и вайшьи[42] встречались тоже не часто; заметно склонялись к буддизму только шудры. Поэтому решительной борьбы против него никто не вел. Это не значит, конечно, что буддийские монахи не стремились распространить свою доктрину; однако до сих пор они не отваживались открыто склонять на свою сторону раджей — приверженцев брахманской религии или являться на глаза самим брахманам — жрецам, наставникам и проповедникам. Последние откровенно презирали буддистов, считали для себя грехом даже вспоминать о них и не снисходили до того, чтобы препятствовать их деятельности. Чанакье было совсем не по душе, что первый встречный в Паталипутре оказался буддийским монахом, который взял его, брахмана, под свое покровительство. Но Чанакья утешился тем, что если он хочет устроиться в городе, не привлекая ничьего внимания, чтобы втайне вершить то дело, ради которого пришел сюда, то мало пользы размышлять, от кого можно принять помощь, а от кого нельзя. «А кроме того, — сказал он себе, — этот человек не предлагает мне приют в своем монастыре, а отведет меня в храм Шивы. Так что же мешает мне пойти с ним?» С такими мыслями Чанакья отправился следом за монахом.

Храм Кайласанатха был величествен и прекрасен. Вокруг него раскинулся огромный красивый сад. В его разных садах возвышалось еще несколько храмов поменьше, перед каждым из них блистали гладкой поверхностью дивные пруды, питаемые водой по водоотводам из небольшой реки Хираньявати, которая протекала в окрестностях Паталипутры. На искусственных лужайках росла священная трава дарбха. Одним словом, здесь было где прилежным и праведным брахманам совершать свои каждодневные священные обряды. Чанакье сразу понравилось здесь. У входа в храм он попрощался с монахом, но едва успел осмотреться на новом месте и управиться с обрядами, как к нему явился посланец с предложением от монаха прислать овощей и плодов для полуденной трапезы. Чанакья снова заколебался, принять ли ему и это благодеяние, и пока передал с посланным, что когда закончит дневной ритуал, сам придет к монаху. Тот понял, что брахман просто не решается принять от него угощение, но решил, что сможет уговорить его при встрече. Поэтому через какое-то время он снова послал к Чанакье спросить, не закончил ли риши свои дела и молитвы. Такая настойчивость вызвала у брахмана раздражение, он хотел было ответить презрительным отказом, но уже в следующую — минуту передумал. «Негоже, — подумал он, — в моем положении отказываться от помощи и дружбы, откуда бы она ни пришла, и размышлять, высоко ли, низко ли стоит тот, кто может быть полезен мне. В нужде и соломинка может пригодиться».

Решив так, он смирил свою гордость и сказал посланцу:

— Я иду с тобой. Веди меня.

Когда Чанакья вошел, монах поднялся с места, чтобы приветствовать его, и снова предложил брахману трапезу. Чанакья опять заколебался и ответил:

— Монах, будет лучше, если ты укажешь мне, где можно достать хлеб и другую снедь, — может быть, пошлешь человека, который покажет мне лавку. У меня есть деньги, и я смогу купить себе еду. Не утруждай себя. Я и так в неоплатном долгу перед тобой за то, что ты сделал для меня. Ведь я не в состоянии ответить тебе такой же услугой. А помощь следует принимать лишь тогда, когда сам можешь ее оказать.

Монах слегка улыбнулся и сказал: