Тайна Ребекки

В это утро ритуал повторился. Я улыбнулся про себя. Как я заметил, кое-кто из гостей, осмотрев полки, пытался на основании подборки книг судить о характере владельца, его пристрастиях и вкусах. Грей относился к их числу. К его приходу я кое-что переставил в шкафу – проверить его, и мне было интересно, пройдет ли он этот тест, заметит что-нибудь.

В шкафу слева стояли толстые тома в кожаных переплетах – с них дед начал собирать свою библиотеку. Грей, проходя мимо, бросил на них заинтересованный взгляд. За ними, ближе к окну, стояли книги по естественной истории, истории войн, а за ними в сафьяновых переплетах – произведения классиков Греции и романы. Элли тщательно вытирала с книг пыль, но их брали в руки для чтения не так уж часто с тех пор, как дедушка, прививая мне любовь к познанию, занимался со мной. Лишь изредка я доставал их с полок и нараспев вслух декламировал строки из «Илиады» моему единственному слушателю – Баркеру, и ему, судя по всему, они нравились.

Грей на какой-то момент задержался возле них, а затем прошел в дальний угол, где стояли переводы на английский, а затем и классики нашей литературы – Чосер и Мэлори, его «Смерть Артура» – любимая книга моей матери и моя тоже, когда я был ребенком. Ему я обязан своим именем – Артур и Ланселот. Мельком посмотрев на «Камелота», Грей прошел мимо выстроившихся в ряд Шекспира, Мильтона, Дрейдена, Попа – поэтическая подборка, которую так любил мой погибший сын. В самом отдаленном шкафу стояли писатели XIII века: Стерн, Филдинг, Вальтер Скотт, собрание Джейн Остен, и заканчивались они томами Диккенса и Томаса Гарди. С ними соседствовала русская классика, немецкие романтики и несколько переводов с французского – писатели, с моей точки зрения (которую я не пытался навязать никому), слишком много внимания уделявшие вопросам секса.

Далее шли книги «Округ Мэндерли и Керрит» и издания, посвященные «Тайне Мэндерли». Именно в этом разделе я и произвел кое-какие изменения.

Угадает ли он, на что я намекаю? И тут я заметил удивление, промелькнувшее в глазах Грея. Вынув одну из книг (и тем самым пройдя испытание!), он улыбнулся и прошел к моему столу, на котором я не успел навести порядок и на котором оставил распечатанный конверт и рядом ту самую черную тетрадь, правда, закрытую и завязанную.

Я внимательно следил за Греем. Никакой реакции. Наблюдение за ним ничего мне не дало: либо он ничего не заметил, либо очень хорошо владел собой.

Он сел рядом со мной у камина, потрепал Баркера, и тот в ответ лизнул ему руку. В отличие от меня пес тотчас выразил свое отношение к Грею, я же отложил окончательное суждение до того момента, пока мы не закончим ленч и не прогуляемся по Мэндерли.

На мои вопросы Грей отвечал так, словно слышал только часть из них. Например, он пропустил все, что я спрашивал про Фрица, и ответил только на вопрос про вишневую настойку. Взяв бокал в левую руку, он сделал глоток, задумался и протянул:

– М-м-м… очень необычно. Как вам этого удалось добиться?

– Рад, что вам понравилось, – кивнул я. – Этот рецепт мне дали сестры Бриггс.

– Замечательно. – Грей отпил еще один глоток. – Вкус напоминает… даже не могу подобрать наиболее подходящее определение. – Он снова потрепал Баркера.

Но мне хотелось удовлетворить свое любопытство, и я снова повторил, уже более настойчиво, вопрос, оставленный им без ответа:

– Так что насчет Фрица? Жаль, что вы не предупредили меня о том, что собираетесь к нему, я был бы рад присоединиться к вам. В последний раз я виделся с ним лет пятнадцать назад. Рассказал ли он что-нибудь о Лайонеле? Фриц преданно ухаживал за ним во время болезни до самой смерти. Лайонел умер в 1914 году.

– В 1915 году, как мне кажется, – уточнил Грей.

– Верно, верно. Какое-то психическое расстройство, как я уже упоминал. А сам Фриц, он не страдает старческим слабоумием?

– Не заметил. Он упоминал раза два про Лайонела, но мимоходом. У меня создалось впечатление, что, несмотря на физическую слабость, у Фрица сохранилась хорошая память. Он уже не встает с кресла-каталки, но у него бодрое настроение, и он шутит с санитарками, которые ухаживают за ним. Хотя и чувствует себя одиноким.

Я помнил, как Фриц держал прислугу Мэндерли в ежовых рукавицах, требуя от них безукоризненного следования установленным правилам, и представить его «веселым»? Слова Грея меня удивили. И еще эта оговорка: «одинокий». Наверное, и обо мне он тоже так думает. Я взял второй бокал густой настойки и пригубил его.

– Вспомнил ли он Ребекку? – спросил я как бы между прочим. – Думаю, что да. У него было свое мнение о ней, как мне кажется.

– Что значит «свое мнение»?