Но Фрэнсис Латимер и сам знал, что переезд подействует на отца самым угнетающим образом, и не собирался, по его словам, ничего предпринимать сейчас – он хорошо понял это, пока они вели с отцом долгие разговоры в больнице. И у меня уже тогда создалось впечатление, что доктор знает о том, что творится в душе отца, больше, чем я, поскольку отец говорил с ним обо всем более открыто. Правда, Фрэнсис попытался переубедить меня, но врачи, как и священники, тоже обязаны сохранять тайну исповеди больного, так что я не очень поверила ему.
Внимательно глядя мне в глаза, Фрэнсис предупредил, что я должна быть готова к тому, что поведение отца может измениться.
– Люди меняются, Элли, – добавил он с горячностью, поразившей меня.
Мы сидели на каменной кладке нашего забора, глядя на воду, и Фрэнсис выглядел несколько более озабоченным, чем обычно. И мне кажется, в тот раз я впервые увидела в нем не только врача, но и мужчину, и почувствовала, что его что-то тревожит.
– А разве вы не находите, что и сами изменились, Элли? Господи боже мой, и я тоже изменился. Два года назад, после развода… – Поколебавшись, Фрэнсис вдруг взял меня за руку. – Не совершайте роковой ошибки, считая, что люди остаются такими, какие они есть в данную минуту. Они не статисты. Особенно старые люди, – негромко проговорил он. – В таком возрасте они оказываются на пограничной территории, не доступной ни вам, ни мне. Ваш отец – замечательный человек и очень храбрый. Он прожил долгую жизнь. И если он сейчас становится спокойнее, чем был, то это истинное благословение, поверьте мне.
После этого разговора Фрэнсис стал нравиться мне еще больше, хотя меня несколько огорчило, с какой легкостью ему удалось вытеснить из сердца отца Тома и добиться его расположения. Такая перемена казалась мне недолгой. И ненадежной. Но сказанное доктором оказало на меня воздействие, и я поняла, что не имею права скрывать от отца записки Ребекки.
После того как Том и Роза согласились с моим мнением, я отдала отцу копию дневника – примерно через месяц после его возращения из больницы. За ночь до того я не могла найти себе места, не могла заснуть и все перелистывала страницу за страницей, выискивая те строки, которые могли задеть отца. И в конце концов нашла место, которое решила изъять из дневника, – удалила всю ту часть, где Ребекка описала свою жизнь с отцом в Гринвейзе.
Многое в этом фрагменте не сходилось: почему она написала его таким жестким тоном, почему так много внимания уделила шахтам? Почему представила все таким образом, будто ее заперли в башню? Иной раз Ребекку несколько заносило в сторону, иной раз она, как мне казалось, слишком вольно истолковывала события. Поэтому я решила отдать отцу дневник без этой сомнительной части.
В последнее время отец спал очень мало, но тем не менее чтение дневника затянулось. Прошло почти полмесяца, а он все еще не закончил его. Как-то раз, когда он заснул с дневником в руках, сидя на солнышке, Роза осторожно вынула из его рук тетрадь и, наверное, за час успела дочитать ее до конца. Но, во-первых, Роза – профессиональный читатель. И к тому же записки не затрагивали лично ее, как отца. Ниточки паутины не тянулись от нее в прошлое и не цепляли ее.
– Чисто по-женски, – прокомментировала она, закрыв последнюю страницу.
– Опиши, каким был Максим, – попросила я ее как-то раз, когда сидела на кухне и пыталась представить то отдаленное время, когда шла Первая мировая война и Роза была еще юной, привлекательной девушкой и, как утверждала молва, привлекала к себе внимание Максима. Роза довольно многое знала и про Ребекку.
– Который Максим? – повторила Роза, разрывая листья салата для ужина. – Мой или Ребекки? Или его второй жены? Или твоего отца? Надо сначала выбрать.
– Твой, – ответила я. – Не тяни кота за хвост.
– Он мне нравился. Очень был привязан к Мэндерли, но всегда мечтал путешествовать. Я не была влюблена в него, как и он в меня, хотя ему казалось, что он питает ко мне какие-то чувства. Я ответила на твой вопрос?
– А ты вообще-то когда-нибудь влюблялась, Роза? – спросила я, задумчиво глядя на море. В тот день как раз в очередной раз вернулся Том из поездки в Беркшир, где находился дом Джека Девлина – Гринвейз, и готовился к другой поездке – на этот раз во Францию. В Бретань. Мы договорились встретиться вечером. Он обещал после этого непременно заехать к нам, но я знала, что все кончится тем, что мы просто попрощаемся и я пожелаю ему счастливого пути.
– Конечно, влюблялась, и очень сильно, в одного студента по имени… Хелен. Сейчас она умерла. А потом несколько лет любила женщину по имени Джейн Тернер – она поселилась в моей лондонской квартире еще до того, как я начала сдавать ее студентам. Ты встречала ее пару раз, когда была еще совсем молоденькой, помнишь ее?