Тайна Ребекки

Поток лунного света озарил помещение, повеяло морской свежестью, и перед моим мысленным взором вновь возникла Ребекка. Я увидел ее такой, какой она была в первую нашу встречу, когда еще не представлял, какую власть она приобретет над моей жизнью и насколько завладеет моим воображением. Я видел, как она вошла в мрачную гостиную особняка Мэндерли, похожую на мавзолей, – гостиную, которую она сумела преобразить, когда стала хозяйкой дома. Она не просто вошла, она вбежала вместе с потоками солнечного света, не подозревая о том, что кто-то ждет ее появления. На белое платье Ребекка приколола голубую эмалевую бабочку – как раз в том месте, где находилось ее сердце.

Годами это видение преследовало меня. Снова и снова, как будто это происходило наяву, она входила и замирала вдруг, когда я выступал из тени. И снова я не мог оторвать взгляда от ее необыкновенных глаз. Печаль и сожаление терзали мою душу.

Я отвернулся от потока лунного света. Ребекка, как и все те, кто умер молодым, навсегда осталась юной. А я сильно постарел за прошедшие годы. И сердце мое уже начало давать сбои. По мнению нашего семейного доктора Джонаха, причиной тому был сердечный клапан и сузившиеся артерии – я не очень-то вникал в термины, которыми он любил щегольнуть. Я мог бы протянуть еще какое-то время, а мог однажды утром и не проснуться. Одним словом, времени в запасе у меня оставалось не так много, и, как считал доктор, мне не следовало ничего откладывать в долгий ящик, а постараться привести все дела в порядок.

Поразмыслив над этим и вспомнив про свой ночной кошмар, я вынужден был признаться самому себе, что все эти годы не решался взглянуть правде в глаза, все время уклонялся и, как прямо заявила Элли, притворялся десятки лет; настало время рассказать всю правду о Ребекке де Уинтер.

Во мне произошли какие-то изменения, и назрела готовность умереть со спокойной совестью. Времени у меня оставалось не так уж много, и на меня подействовало осознание того, что я в любой момент могу присоединиться к ушедшим в мир иной.

Как бы там ни было, но я впервые решил не оставлять все как есть, а собрать воедино, что мне известно о Мэндерли, де Уинтерах, Ребекке, о ее таинственной жизни и загадочной смерти, поскольку знал обо всем более, чем кто-либо еще. Это намерение пришло ко мне в комнате, в которую вливался лунный свет, обладавший способностью превращать обыденное в неординарное.

Часы показывали два часа ночи. И когда мои веки вновь сомкнулись, я боялся, что кошмар настигнет меня вновь. Какое-то время я еще прислушивался к шуму моря – это отступал прилив, а потом неожиданно крепко заснул.

2

Сработала моя военная привычка – раз уж я на что-то решился, то должен довести начатое до конца.

– Элли, – сказал я за завтраком, который, по обыкновению, представлял собой бекон с яйцом, – сегодня после обеда мы отправимся погулять в лес возле Мэндерли. Я позвоню Теренсу Грею и приглашу его присоединиться к нам. Ему давно не терпелось побродить по округе, так что, уверен, он не откажется от прогулки.

Последовала непродолжительная пауза, а потом Элли; проскользнув между плитой и кухонным столом, поцеловала меня в висок.

– Ты сегодня гораздо лучше выглядишь! – заметила она. – И очень решительно настроен. Осенила какая-то новая идея? Тебе в самом деле получше? Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление. Но ты уверен в том, что…

– Я чувствую себя прекрасно, – решительно проговорил я. – Так что не будем больше к этому возвращаться. Теренс столько раз рвался туда, а я делал все, чтобы удержать его. Сегодня настал его час.

– Если ты так считаешь, – задумчиво ответила Элли. Она села напротив меня, аккуратно сложила салфетку, а затем принялась разбирать утреннюю почту. Щеки ее порозовели. – Может быть, сначала пригласить его к ленчу? – предложила она. – Ой, посмотри, тебе пришла бандероль. Какой-то странный пакет. Что это может быть?

Испытал ли я какое-то предчувствие в тот момент? Наверное, поскольку предпочел почему-то не распечатывать пакет в присутствии Элли, хотя в нем, собственно, ничего примечательного не было. Или я в тот момент успел убедить себя? Самый обыкновенный коричневый плотный конверт, проштемпелеванный жирными печатями, внутри которого, судя по размерам, лежал какой-то буклет или что-то в таком же духе.

Он был адресован А.Л. Джулиану, полицейскому судье, «Сосны», Керрит. И вот это было необычно, поскольку большинство моих адресатов все еще продолжали писать: полковнику Джулиану, хотя я вышел в отставку почти четверть века назад. В определении «полицейский судья» крылась неточность, поскольку я занимал эту должность пятнадцать лет назад. Почерк мне был незнаком, и я бы не мог сказать, принадлежал он мужчине или женщине, хотя женский почерк я, как правило, легко определял с первого взгляда. Женщины не могли удержаться, чтобы не прибегать ко всякого рода завитушкам и росчеркам, которые мужчины почти не использовали.