– У меня старший брат есть, тренер по дзюдо. Когда простые предупреждения не возымели воздействия, вмешался он. Жора отстал тут же. А Левчик сказал, что будет ждать, когда я изменю свое решение. Хоть всю жизнь. Замечу, что брат его пальцем не тронул.
– И дождался?
– Дождался… Но, мне кажется, не простил упущенного времени. Вернее, не поверил моему оправданию. А мне нечего скрывать, все так и было. В один прекрасный момент я вдруг поняла, что жизнь проходит мимо. Проходит зря.
– Ну а теперь самый неприятный вопрос, – вкрадчиво произнес Петр. – Что было вчера вечером, ночью, и как ты его обнаружила – мертвого под капельницей?
– Если тебя интересует, был ли между нами секс, то сразу скажу, не было. Во-первых, он прилично принял на грудь. И, собственно, не добивался этого. Ему было важно понять, что отныне мы с ним вместе… Он выполнил свое обещание. Ни с кем ничего у него не было за это время. А перепихнуться накоротке – мы не такие.
Петр вдруг вспомнил про записку в кармане и решил намекнуть.
– Ты не заметила ничего особенного? Может, его что-то угнетало? Не возникало подозрения, что тобой он поглощен не всецело, что есть у него другие дела на теплоходе, которые нельзя откладывать, их тоже надо делать. Я не имею в виду твоих соперниц – просто какие-то неотложные дела.
– Трудно сказать однозначно. Мы все изменились за это время, обросли привычками, жестами, мимикой… Несколько раз ему кто-то звонил, он извинялся, отходил, разговаривал односложно. Его тяготили эти звонки. Возвращался, был немного подавлен. Но, общаясь со мной, отвлекался быстро, забывал…
«Значит, были дела, – запульсировало в голове Фролова. – Может, изначально планировалось другое убийство, подельник Матараса не думал, что психотерапевт так увлечется старостой на теплоходе. И из-за этого самого Левчика пришлось убрать. Это отвлекало, мешало, пьяный психотерапевт мог в любой момент расколоться…»
– Ты не спрашивала, кто ему звонил? – продолжил он через минуту.
– Спрашивала. Так, ненавязчиво, типа – с работы? семья? родители? Он отмахивался, дескать, не бери в голову. Но так и не сказал кто. Несмотря на опьянение, он контролировал себя. И довольно неплохо.
– Для тебя стало новостью, что у него проблемы с алкоголем?
Услышав вопрос, Алена сразу замкнулась, уставилась в окно и, казалось, начисто забыла о Петре. Заговорила как бы нехотя:
– Ладно уж, скажу все. Левчик вчера признался, что пить начал из-за меня. Было несколько суицидальных попыток. Сразу после окончания вуза.
Услышав про суицид, Петр насторожился, вспомнил, что внушал Сержу на палубе. В принципе убежденные самоубийцы редко отказываются от своих попыток навсегда. Попытавшийся покончить с собой однажды при определенном стечении обстоятельств может повторить попытку.
Он решил поинтересоваться мнением старосты:
– Как ты думаешь, то, что случилось, не может быть суицидом?
– Я думала об этом. И знаешь почему? Эти звонки на него действовали… Как удары ниже пояса. Но одно дело – сейчас, и другое дело – после вуза. Если ты помнишь, Петь, он распределился в область, а я осталась на кафедре работать над диссертацией. Будь она проклята… – Неожиданно староста схватила себя за волосы и принялась их дергать. – Господи, ну почему, почему я такой дурой была?
– Ален, успокойся, я тебя прошу! – Петр схватил ее за руку. – Не надо себя во всем винить. Комплекс вины – один из распространенных.
Староста откинула его руку и поднялась с дивана:
– Вот и Левчик мне все про комплекс вины талдычил. Ему психотерапевт один очень помог, когда его из петли доставали… совсем, говорит, по-другому на жизнь стал смотреть. Поэтому и прошел специализацию… И стал тем, кем стал. Но для меня он вчера открылся совершенно с новой стороны. Такой… беззащитный, что ли. Я словно вернулась в студенчество.
– Как ты оказалась около его каюты утром?
– Веришь, проснулась с предчувствием нехорошим. Я знаю, что это банально звучит, но мне словно кто-то шепнул, что с Левчиком беда. Я только глаза протерла и понеслась к нему в каюту. Она оказалась открытой, я постучала, мне никто не ответил. Вошла, увидела и сразу все поняла. Пульс на сонных проверила… Дальше не помню.
Староста снова уселась на диван по-турецки, взяла со столика лекарство и залпом допила его.
– Во сколько примерно вы вчера с ним расстались?
– Около трех ночи. Странно, он не говорил, что хочет поставить капельницу, хотя я видела, как ему плохо. Он несколько раз голову под струю холодной воды засовывал. Пил-то он вчера прилично, сама видела. Сейчас понимаю, что надо было остановить, но вчера мы были немного другими. Не такими близкими, что ли. Напившись, он осмелился мне признаться во всем, я оттаяла, словно очнулась от спячки. И по-другому на него взглянула.
– Может, он применил одну из своих психотерапевтических штучек?
Алена ненадолго задумалась, наморщила лоб, потом признала: