— Нет, что вы, миссис О’Хара, я в полном порядке. Еще немного кружится голова, но думаю, если расхожусь, то и это пройдет.
Он выпустил блестящий деревянный поручень и двинулся к столу. Эллен казалось, что молодой человек вот-вот упадет, но тот благополучно добрался до своего места и опустился на стул.
Она пристально смотрела на него, пытаясь вспомнить, встречалась ли она когда-нибудь с Бертраном?
Но как ни вспоминала Эллен, ничто ей не говорило о том, что жизненные дороги их когда-нибудь пересекались.
— Миссис О’Хара, — как бы прочитав мысли молодой женщины сказал Бертран, — мы с вами никогда не встречались. Но тем не менее, я знаю о вас многое.
— Откуда?
— У нас был один общий друг.
— И кто же это?
— Филипп Робийяр, — произнес Бертран и тут же отвел взгляд, потому что женщина вздрогнула и побледнела.
Мамушка, заслышав имя кузена Эллен, тут же подошла к своей госпоже.
— Не надо вам, милая, вспоминать о нем, — тихо произнесла негритянка, положив руку на плечо женщины.
Бертран Рени, словно бы почувствовав, что сказал что-то лишнее, тут же перевел разговор на погоду.
Но Эллен почти не слушала его, отвечала абсолютно невпопад, и Бертран вскоре замолчал, потому что понял, что его слова не доходят до сознания женщины.
Эллен, словно опомнившись, отослала Мамушку из столовой. Оставшись наедине с Бертраном Рени, она, стараясь казаться абсолютно спокойной, произнесла:
— Так вы знали моего кузена?
— Да, он был моим другом, — просто ответил Бертран, не вдаваясь в подробности.
Эллен сидела, задумчиво подперев голову рукой. Есть ей уже не хотелось, она даже не притронулась к пище.
А Бертран Рени, боясь чем-нибудь ее расстроить, тоже молчал.
Наконец женщина словно бы вышла из оцепенения.
— Но как вы оказались в наших краях?
— Я ехал в Савану и должен был разыскать вас.
— Это, наверное, провидение привело вас сюда? Вы, вероятно, не знали, что я вышла замуж? И как вы узнали меня?
— Я видел ваш медальон, — отводя взгляд, сказал Бертран. — А о вашем замужестве, миссис О’Хара, я не знал и прошу меня простить, если мой визит оказался для вас неприятным.
— Что вы, мистер Рени, я так благодарна вам.
После завтрака Бертран Рени вновь вернулся к прежнему разговору. Они с Эллен сидели в плетеных креслах на обширной террасе дома.
— Не знаю, миссис О’Хара, стоит ли об этом говорить, но я привез ваши письма. Это была одна из последних просьб Филиппа. Они в моей дорожной сумке.
Румянец вспыхнул на щеках Эллен. Она вспомнила, как вертела в руках сверток и чувствовала непреодолимое желание развязать бечевку.
«Так это мои письма» — догадалась женщина.
— Когда Филипп попросил вас, мистер Рени, передать мне их?
— Он уже умирал, — ответил Бертран, — ведь он умер у меня на руках.
Слезы блеснули на глазах молодой женщины.
— Он умирал мучительно, ведь его ранили в живот, — произнес Бертран.
Эллен поднялась и позвонила колокольчиком. Тут же появилась вездесущая Мамушка. Хозяйка распорядилась принести дорожную сумку мистера Рени.
Вскоре Мамушка появилась. На ее полном лице читались недовольство и озабоченность.
— Вот ваш багаж, мистер Рени, — произнесла она, ставя к ногам Бертрана тяжелую дорожную сумку.
Тот извлек из нее сверток, перевязанный бечевкой и передал его в дрожащие руки Эллен О’Хара.
Та отвернулась в сторону и чуть слышно попросила:
— Оставьте меня, пожалуйста, одну, мистер Рени.
— Я понимаю вас, — сказал Бертран и поднялся в свою комнату.
Эллен долго сидела на террасе, не в силах заставить себя снять бечевку со свертка. Да и что это могло дать, ведь там лежали ее письма. Она знала их содержание наизусть. Что могли дать ей ее же слова, написанные год назад? Неужели признания в любви могли сейчас что-то изменить в ее жизни? Филипп Робийяр мертв и с этим ничего не поделаешь. И все слова теперь бессильны. Сейчас она супруга Джеральда О’Хара, владелица большого поместья и ни к чему ворошить старое.
Но почему-то сверток согревал ей руки. Ей казалось, что она держит в руках живое существо, с которым она может поговорить, которому можно поверить сердечные тайны.
«Нет, ни к чему бередить раны» — решила Эллен.
Она, прижимая сверток к груди, поднялась в свою спальню и спрятала письма, даже не распаковав их, в самый дальний уголок своего орехового секретера, туда, где уже лежали четыре письма, не прочитанные Филиппом, пришедшие в Новый Орлеан уже после его гибели. Сверху на сверток Эллен положила медальон со своим портретом.
Ей сделалось невыносимо находится в доме. Казалось, стены, потолок душат ее, не дают вздохнуть свободно.
И она, еле различая лестницу, поскольку слезы застилали глаза, спустилась вниз. На террасе ей дышалось свободнее, но все равно хотелось уйти подальше от дома. Она боялась нечаянной встречи с Бертраном Рени, боялась вновь услышать от него имя Филиппа.