Михаэль не сразу узнал ее из-за темных очков, закрывавших пол-лица. Они совсем не подходили ей, эти очки: ни формой – слишком большие, ни надобностью – за окном накрапывал дождь. Он сразу протянул руки к ее лицу, стягивал их осторожно, словно зная заранее, что резкими движениями обязательно причинит боль. Элина не отстранилась, лишь робко коснулась его руки, словно предупреждая… Но он уже потянул за дужки, тут же вскрикнул, краем глаза заметив метнувшегося к ним официанта и отрицательно качнув головой. «Кто это сделал?» – он слишком сильно сжал хрупкую пластмассу, оправа треснула и развалилась пополам. «Муж», – коротко ответила Элина, отворачиваясь к окну.
Михаэль не знал, что она замужем. Ничего о ней не знал…
Слушая банальную во всех отношениях историю ее замужества, Михаэль думал – он появился в жизни Элины, чтобы прекратить ее страдания. Даже не сразу понял фразу, которую та произнесла очень тихо в конце своего монолога: «Он знает обо мне кое-что плохое, Михаэль». «Что знает?» – переспросил он. «Я убила человека. Сбила машиной. Когда мне было восемнадцать», – она опять отвела взгляд.
Он тогда ничего не ответил – не смог подобрать слов. Да и какие слова. Что сказать? Сочувствую? Достал из портмоне купюру, бросил на стол, взял девушку за руку и повел. В машине по дороге к его квартире они не проронили ни слова.
Он старался быть убедительным, и это ему удалось. Впрочем, аргумент был один, но весомый. А ей и самой уж стало невмоготу бояться. Прошлого своего проступка, настоящих унижений и побоев мужа и неопределенно безнадежного будущего.
Михаэль позвонил отцу, сообщил, что останется на ночь в Кракове, запер Элину в квартире, вышел и только тогда набрал номер своего адвоката.
Элина домой больше не вернулась, за несколько дней обжив его территорию, которая уже больше не походила на гостиничный номер с дежурным баром и каждый день меняющимися в ванной полотенцами (приходящая домработница следила за порядком излишне, как он считал, тщательно). И ему это нравилось. Заходя в квартиру, Михаэль первым делом бросал взгляд на полку под вешалкой – стоят ли там меховые тапочки Элины, маленькие, с пушистыми помпонами, поросячьего розового цвета, полная безвкусица, как он посчитал бы раньше. Но теперь этот подарок детей из России, сшитый вручную и любимый ею, стал приятен и ему. Он успевал лишь обрадоваться, что тапок нет – как тут же сама хозяйка домашнего чуда обнимала его в прихожей, одной рукой поглаживая затылок, второй отбирая у него ключи и кидая их на туалетный столик. А дальше все было вкусно – поцелуи под бьющей из душа струей воды, ужин, едва разогретый в микроволновой печи, ликер в рюмке и на десерт – блюдо с клубникой в разобранной уже постели, когда становится непонятно, от чего так сладко – от спелых ягод или от непогашенной страсти, от предвкушения любви, слабости и наступившего затем покоя…
Михаэль вышел на крыльцо и посмотрел наверх. Чистое, без единого облачка, небо, ослепило на миг его глаза своей яркой голубизной. Он невольно прищурился, поморгал, привыкая к дневному свету. Оглянулся на дом. Из окна второго этажа, улыбаясь ему, махала рукой бабушка Зося.
Понять, что произошло в следующий миг, Михаэль смог не сразу. Он как будто даже и не слышал этого оглушительного звука. Взгляд выхватил только разлетевшиеся в стороны ворота гаража. Он на миг зажмурился, словно отгоняя от себя жуткое видение. Побежал в ту сторону, спотыкаясь, но сохраняя равновесие. Кто-то вдруг схватил его за рукав куртки и с силой дернул назад. Михаэль упал на что-то мягкое – оказалась клумба с недавно высаженными цветами. Он лежал и смотрел на огромный костер у ворот гаража. А рядом, многократно поминая дьявола и так и не отпустив рукав Михаэля, лежал садовник Петр. «Там ваша машина, пан Михаэль, ваша машина!» – повторял он.
«О, какой фейерверк! Браво, Ника!» – она завела машину и тронулась с места. Ей удалось найти очень удачную точку для наблюдения за усадьбой Хмелевских. Она увидела все, что хотела, и теперь можно было уезжать домой в Кшешовице.
…Ника вспомнила, как ночью взяли Злотого в аэропорту Самары. Поначалу это так напугало ее, что она заметалась по зданию аэропорта. Регистрация на рейс заканчивалась, и Ника вдруг встала в хвост оставшейся очереди. Немного успокоившись, но поминутно оглядываясь на входную дверь, дошла до стойки и протянула паспорт. Девушка улыбнулась ей и выдала посадочный талон. Ника облегченно вздохнула. Еще бабушка говорила, что поступать нужно вопреки здравому смыслу, но руководствуясь интуицией.
Самолет взлетел, и Ника с облегчением расстегнула ремень. Кресло рядом с ней пустовало, что порадовало ее – общаться с незнакомцами совсем не хотелось.