Тайна русского слова. Заметки нерусского человека

1821 году В.К.Кюхельбекер писал: «Рассматривая народ как существо духовного порядка, мы можем на звать язык, на котором он говорит, его душой, и тогда история этого языка будет значительнее, чем даже история политических изменений этого народа, с которыми, однако, история его тесно связана ». Что же происходит с душой русского народа сейчас? Сегодняшнее нравственное состояние нашего общества с беспощадной точностью отражается в разговорном языке.

Открываю толковый словарь, зафиксировавший языковые изменения конца XX века. Чем же обогатился наш язык в последние десятилетия? И обогатился ли? Новых слов много, но какие это слова? Бабки (в значении деньги), байк (мотоцикл), баксы и грины, башлять, бодипирсинг, бой-френд, виповский, гей-клуб, дампинг, имиджмейкер, китчмен, клипмейкер, ксивник, лейбл, медиа-баинг, наркодоллары, ништяк, пиарить, плюрализм, пофигист, прикид, рейв-тусовка, рэппер, секс-шоп, секс-идол, секстренинг, секьюрити, татуаж, тетеха, тинейджер, транссескуал, тусоваться, хавальник, шейпинг – и далее в том же духе. Нетрудно заметить, что это или иноязычные слова, отражающие не свойственные русской традиции и зачастую весьма отвратные реалии, или жаргонизмы, которыми сегодня считают приличным пользоваться и некоторые писатели, и политики, и ученые.

Процессы, которые происходят сейчас в русском языке, лингвисты называют «третьей варваризацией» (первая была в Петровскую эпоху, вторая – после революции 1917 года). Точнее, следовало бы говорить о тотальной жаргонизации, ибо именно жаргон правит сегодня свой мерзкий бал в речи большинства представителей всех слоев общества. Происходит стремительная жаргонизация и русской литературной речи, жаргонизмы все расширяют свое присутствие в языковом пространстве. Лингвисты отмечают, что если в 1960–1980 годы молодежный жаргон формировался в основном за счет иноязычных заимствований (в силу романтизации, идеализации западного образа жизни), то сегодня студенты и школьники (а также политики, общественные деятели, бизнесмены, «попзвезды», шоумены и «модные» писатели) изъясняются преимущественно с помощью «блатной» лексики. Современный жаргон, мутными потоками заливающий языковое пространство России, испытывает сильнейшее воздействие воровского арго и несет «идеологию» бездуховности, индивидуализма и потребительства. Как пишет лингвист О.Е. Морозова, « современный жаргон отражает идеологию разъединения и отстранения людей друг от друга ( отвали, отвянь ) и безразличия по отношению к другому человеку ( сугубо фиолетово, параллельно ) ». Около 60 % современных жаргонизмов образуют тематическую группу «секс», а 30 % – «наркотики и способы их употребления». Таковы ценностные ориентиры, навязываемые современному обществу, такова сущность тех, кто рвется к власти и диктует обществу свои законы.

Можем ли мы, каждый из нас, повлиять на современное состояние нашего языка?

В ходе различных дискуссий, которые устраивают сегодня те «модные» литераторы, с которыми так охотно сотрудничают средства массовой информации, нередко высказываются безапелляционные утверждения о том, что язык – это стихия, влиять на него невозможно и писателю остается лишь фиксировать это состояние. Потому, дескать, невозможно сегодня быть современным писателем (журналистом, публицистом и т. д.), не используя жаргонизмы и нецензурную лексику.

Но такие утверждения – проявления невежества или лукавства. Знаменитый русский лингвист князь Николай Сергеевич Трубецкой подчеркивал, что если эволюция народных языков представляет собой естественно-исторический процесс, то эволюция литературных языков – это процесс культурно-исторический. Чья-либо воля или инициатива не в силах отменить или направить в какую-либо сторону развитие живого языка. Напротив, литературные языки создаются людьми, культурной элитой общества. История народных языков безлична, а история литературных языков всегда носит личный характер. « Дело в том , – писал он, – что назначение настоящего литературного языка совершенно отлично от назначения народного говора. Настоящий литературный язык является орудием духовной культуры и предназначается для разработки, развития и углубления не только изящной литературы, в собственном смысле слова, но и научной, философской, религиозной и политической мысли ».

Итак, главное назначение литературного языка – быть орудием духовной культуры. И во все исторические периоды жизни России он выполнял эту задачу. Литература Древней Руси, классическая русская литература, лучшие произведения писателей-современников способны и призваны формировать богатую, цельную, достойную личность, ибо, как говорил В.Г. Короленко, слово, орудие литературы « не есть мертвое и внешнее зеркало; оно есть в то же время орудие живого, движущегося, совершенствующегося духа. Оно есть орудие совершенствования ».

Поэтому нельзя смешивать разговорный и литературный язык. К последнему предъявляются более высокие требования. Сегодня же мы наблюдаем стремление многих идеологов (в том числе и литераторов) произвести именно такое смешение, в сущности – уничтожить литературный язык как таковой, сделать его письменной разновидностью современного разговорного (больного, жаргонизированного) языка, то есть окончательно разрушить языковую иерархию.

С давних времен в русском языке сложилась своя иерархия, как сложилась она в государстве, церкви, семье, армии. Высшим уровнем языка в этой иерархии с конца X века, со времени Крещения Руси, стал церковнославянский язык, до наших дней остающийся богослужебным языком Русской Православной Церкви. Славянская азбука – кириллица – стала на Руси основой для возникновения книжности. М.В. Ломоносов со всей убежденностью утверждал, что русский язык не будет подвержен упадку, «коль долго Церьковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшатися будет».

Церковнославянский язык для русского человека является родным языком. Примечательно, что когда я задала второклассникам, начинающим изучать кириллицу, вопрос: « Иностранный или родной язык – церковнославянский? » – они уверенно ответили: « Родной ». А на вопрос: « Почему? » объяснили: « Потому что на нем служат в церкви, потому что мы читаем Евангелие на этом языке, молимся на нем ».

«Иностранный или родной язык – церковнославянский?» – они уверенно ответили: «Родной». А на вопрос: «Почему?» объяснили: «Потому что на нем служат в церкви. потому что мы читаем Евангелие на этом языке, молимся на нем».

На протяжении целого тысячелетия этот язык формировал русскую языковую личность, русскую культуру и литературный язык.

По мнению исследователей, русский литературный язык является прямым преемником староцерковного славянского языка, созданного святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием в качестве богослужебного языка для всех славян. Церковнославянский язык был, как отмечал академик В.В. Виноградов, «национализирован русской культурой и, будучи священным языком… постоянно обогащает, развивает народную речь». Посредством церковнославянского языка наш русский литературный язык примыкает к греческой византийской и античной языковой традиции.

Н.С. Трубецкой отмечал: «Сопряжение церковнославянской и великорусской стихии, будучи основной особенностью русского литературного языка, ставит этот язык в совершенно исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в каком-нибудь другом литературном языке».

Языковое различие между бытовым, земным, материальным – с одной стороны, и возвышенно-духовным, небесным – с другой, складывалось постепенно, естественно и закономерно. И это самым прямым образом связано с тем, что небесное и земное строго разделяются в русском самосознании. Языку бытовому, разговорному, а тем более просторечному всегда соответствовала и бытовая, обыденная, сниженная сфера применения. Образно говоря, если церковнославянский был горним языком, то русский разговорный, просторечный – дольним. Эта иерархия отразилась и на всем укладе русской жизни и на самом смысле ее.

Различное понимание сущности современного русского литературного языка, различное отношение к нему отражают идеологическое противостояние, наблюдающееся сегодня в обществе. Те, для кого литературный язык является лишь средством самовыражения и общения на уровне ерничества, болтовни и глумления над всем и вся, стремятся надругаться над его сакральной сущностью и подменить великий, могучий, правдивый и свободный, духоносный и светоносный язык, средоточие исторического и духовного опыта народа, его мудрости языковой, взрывчатой смесью, состоящей из самых низких форм просторечия, блатного жаргона, «непереваренных» иноязычных слов и нецензурной брани.

Понятно, что это стремление отражает явное или подспудное желание уничтожить национальную самобытность русской истории, русской духовности, русской культуры, русского уклада жизни и сделать современную Россию жалкой частью глобализованного мира, населенной недоумками.

Те же, для кого русский язык остается национальной святыней, призваны противостоять этим стремлениям. Мы должны осознавать, что сегодня происходит борьба между жаргонизированной языковой стихией, в которую события последних десятилетий общественной и политической жизни превратили разговорный русский язык, и литературным языком. Именно русский литературный язык сегодня – арена идеологической борьбы, борьбы за будущее России.

Сегодня русским писателям и всем, кто участвует в формировании и сбережении русского литературного языка, – любящим Россию общественным и государственным деятелям, публицистам, ученым, учителям-словесникам – нужно осознанно взять на себя ответственность за будущее нашего языка, ибо это будущее зависит от нашей позиции.

«Мне страшно подумать,  – может сказать каждый из нас вслед за В.Г. Короленко, – что моим детям был бы непонятен мой язык, а за ним – и мои понятия, мечты, стремления, моя любовь к своей бедной природе, к своему родному народу, к своей соломенной деревне, к своей стране, которой, хорошо ли, плохо ли, служишь сам».

Каждому из нас на своем месте нужно изыскивать возможности служения России и ее святыням, среди которых – и русский язык.

У нас есть такие могучие держатели русского слова, как Валентин Распутин, Владимир Личутин, Александр Сегень, Юрий Лощиц. Их дело – писать, а дело критиков, издателей, библиотекарей, педагогов – открыть их книги читателю, прежде всего – юному. В прошлом году Владимир Владимирович Личутин читал студентам-филологам Поморского университета факультатив «Этика и эстетика русской народной жизни», и студенты буквально насыщались, напитывались его языком. И так же жадно впитывают они звучащие на поэтических вечерах строки Николая Рубцова, Николая Тряпкина, Ольги Фокиной, Виктора Дронникова, Евгения Семичева, Николая Зиновьева, Николая Рачкова, Виктора Верстакова, Светланы Сырневой, Елены Кузьминой, Александра Роскова и других прекрасных русских поэтов, наших современников.

У нас есть богатства церковнославянского языка, и его надо стремиться вернуть в школы – в виде курсов в рамках школьного компонента, факультативов, кружков. Сейчас церковнославянский преподают в большинстве воскресных школ, в общеобразовательных же он еще редкость. Между тем школьники очень чутко ощущают совершенство, красоту и богатство лексики, строя и лада церковнославянского языка, графической красоты кириллицы. В этом году в Архангельске проводится конкурс для школьников «Буквица славянская», и уже можно утверждать, что интерес к нему велик.

У нас есть драгоценное классическое наследие – отечественная словесность. И, невзирая на неуклонное сокращение часов на ее преподавание в школах, нужно изыскивать возможности как можно полнее знакомить с ней ее законных наследников.

В последние годы Архангельская писательская организация, Поморский университет, библиотеки и школы Архангельска делают немало для того, чтобы приобщить школьников города к наследию Бориса Викторовича Шергина. Это и конкурсы рукописной книги и творческих работ, и Шергинские городские и школьные чтения, и уроки, и беседы, и концерты. Рассказывая школьникам Соломбалы о том образе Архангельска, который создан в произведениях Шергина, я попросила их выписать слова и фразы, которые особенно запомнились и понравились им, слова, которые они хотели бы запомнить и сделать своими. Вот что оказалось на сданных учениками шестых-седьмых классов листочках: « Храни сердцем и мыслью места те святые Святой Руси; милая родина, возлюбленный Север; Град Архангела Михаила, древний, пречудный город, весь в славе былого, весь в чудесах; Север мой! Родина моя светлая! Храни радетельно; сребро-свинцовые воды; серо-фаянсовое небо; хрустально-синяя ночь; старинное словесное золото; нежный туск северного неба ».

Сам Борис Викторович Шергин подчеркивал: « Язык классической нашей литературы ХIХ века весьма богат потому, что создавали его люди глубокой мысли, люди высоких стремлений… Если язык русский есть богатство, наследие отцов наших, то славные писатели наши, как добрые сыны, преумножают отцово наследие. Не департамент одобрил их речь, не министерство рекомендует – нет, весь народ русский на Севере, на Волге, в срединной России, в Сибири читает и слушает эту речь и находит, что все сказано статно и внятно ».

Составители недавно изданного сборника древнерусских произведений для юного читателя «Слово Святой Руси» с горечью пишут: « Скоро немногое, что нам останется из всего русского, будут наш русский язык и наша русская словесность… Поэтому не будем пренебрегать этими доставшимися нам духовными сокровищами. Если заветы русского слова найдут живой отклик в душе юного человека и послужат ему в качестве жизненного образца, то он сумеет остаться истинно русским – умным, справедливым, милосердным, стойким; он сумеет постоять за свое отечество и сохранит верность Святой Православной вере ».