Тайна сердца

– Я думаю, питание должно быть не менее трех раз в день, одежда простая, но опрятная. А по обучению они должны знать грамоту, письмо и уметь читать. Впоследствии, после подсчета всех расходов, возможно, если денежные средства позволят, для мальчиков можно ввести ремесленное или военное дело, а для девочек обучение рукоделию и шитью. Чтобы потом воспитанники могли заниматься чем-то в жизни. Воспитанники должны жить в сиротском доме до шестнадцати лет.

– Но зачем столько трат, ваше благородие? – возмутился Чигарев. – Ну, помрет одна бродяжка, и что? Невелика потеря.

– Такие разговоры меня не устраивают, Арсений Иванович, – холодно заметил Илья, обратив предупреждающий взор на главного приказчика. – Вам что-то не нравится в моих распоряжениях? Вы всегда можете подать мне заявление об отставке.

– Да нет, что вы, Илья Григорьевич! Я не хотел ничего сказать против вашей воли, – тут же перепугано залепетал Чигарев. – Я просто хотел уведомить вас, что мужичье это не имеет способностей к наукам. Только деньги на ветер выкинете.

– Значит, будет введено правило. Ежегодно десять лучших воспитанников я лично буду экзаменовать, и по итогу они смогут получить вольную грамоту. Чтобы дети стремились к знаниям. Все пока понятно?

– Да, – кивнул хмуро Чигарев.

– Тогда продолжаем. Третье. Составить список всех калек, убогих и больных, которые не могут работать, и ежегодно выплачивать им по пять рублей на пропитание. А также по семь рублей на содержание для баб, имеющих трех и более детей до шестнадцати лет, которые потеряли кормильца. И хочу вас предостеречь, Арсений Иванович, если мне станет известно, что по каким-то причинам вы утаиваете сведения или, еще хуже, пытаетесь избавиться от сирот или калек, я приму очень жесткие меры.

– Я и не думал о том, ваше благородие, – промямлил Чигарев и окончательно скис.

– Это все замечательно, Илья Григорьевич, но где взять на все это деньги? – вдруг опять вмешался Никанор Михайлович.

– Вы же докладывали, что за последние три года мы получили почти миллион прибыли со всех предприятий, которые теперь лежат в банке под проценты? – спросил Илья.

– Да. Но мы же решили их потрать на покупку еще двух рудников в Сибири.

– Так покупайте, – твердо сказал Илья. – Вы же сами сказали, что рудники будут стоить в переделах трех сотен тысяч вместе с приписанными крестьянами за каждый. И рассчитали, что ежегодно эти рудники будут приносить по пятьдесят тысяч прибыли, так вот на эти деньги и будет содержаться приют, а также выплачиваться пособия вдовам и немощным. Да у нас остаются еще деньги. Постарайтесь на половину остатка купить или построить дом для сирот и обустроить его. Остальные средства пока оставьте в банке под проценты, я пока еще не решил, что с ними делать.

– Вы, конечно, все хорошо рассчитали Илья Григорьевич, – заискивающе заметил Никанор Михайлович, – но надобно все посчитать подробно, как следует.

– Вот к третьему числу и подсчитайте и мне на доклад, обсудим все детали, – произнес Теплов, обведя всех внимательным взором. – Я думаю, господа, что, если в будущем году мы все сделаем, как задумали, через год-другой можно и пару-тройку школ построить в самых больших имениях для детей крестьян и еще какие богоугодные заведения.

– Вот ваш батюшка очень много еще в церковь жертвовал, – сказал вдруг Никанор Михайлович. – До сотни тысяч рублей в год.

– Знаю, – кивнул молодой человек. – Но считаю, что обездоленным детям, старикам и больным деньги и помощь нужнее, чем попам. Я думаю, десять тысяч в год на церковь будет достаточно. И последнее, Арсений Иванович. По всем деревням объявите, что четыре раза в месяц по понедельникам я буду принимать всех желающих с девяти утра и до обеда. Каждый, кто хочет пожаловаться или о чем-то лично меня попросить, может беспрепятственно приехать сюда. Деньги и грамоту на перемещение тому, надеюсь, ваши управляющие на месте выпишут. Так вот, каждый из моих крепостных может прийти и поговорить со мной. Я проверю, Арсений Иванович, как вы оповестите всех. И сам заеду в несколько деревень и спрошу, слышали ли люди об этом или нет.

– Но это-то еще зачем, ваше благородие? – опешил Арсений Иванович вконец.

– А затем, чтобы вы, Арсений Иванович, боялись, что, если кого несправедливо обидите или накажете ни за что, мне беспрепятственно пожалуются. И уж тогда я сам возьму человека под свою защиту. Беспредела на моих землях не будет, я так желаю, и так будет. А теперь, господа, вы свободны.

Зазвонил дверной колокольчик, и помощник ювелира поднял глаза на вошедшего. Высокий, широкоплечий дворянин, богато одетый, в треуголке и меховом кафтане черного цвета зашел в лавку и начал отряхивать с плеч снег.

– Добрый день, милостивый государь, проходите, пожалуйста, – услужливо заметил юноша и поспешил к визитеру.

Пройдя внутрь, Илья снял шляпу, протянув ее мастеровому. Парень аккуратно положил ее на бархатный стол, специально предназначенный для вещей посетителей.

– Добрый вечер, – поздоровался с юношей Теплов и добавил: – Я наслышан, что у вас лучшая ювелирная лавка на этой улице?