Тайна Шампольона

— Надо подождать, пока открытие Шампольона не будет признано всем ученым сообществом.

— И пока иероглифы не выдадут все свои земные тайны…

— По-вашему, Фарос… Сколько лет?

— Сто пятьдесят?.. Мелочь по сравнению с возрастом фараонов…

— Увы! Я не знаю никого, кто мог бы рассказать об этом в столь отдаленном будущем.

— Это лишь плохо поставленный вопрос. Возможно, у меня имеется решение. Если Бог даст мне еще чуть-чуть пожить…

ГЛАВА 22 Я УХОЖУ С ЛЕГКИМ СЕРДЦЕМ…

Я ухожу с легким сердцем. Завтра или послезавтра мое тело предадут земле на кладбище Пер-Лашез. В процессии непременно будет старик Жомар, я в этом уверен. И уже сейчас я смеюсь над тем, что он скажет: «Я остался последний!» Он будет идти во главе процессии, весь такой торжественный и прямой. Еще бы: ведь он хоронит последнего товарища Жана-Франсуа Шампольона. Быть может, он произнесет несколько приятных слов о востоковеде Фаросе Ле Жансеме.

Но это будут лицемерные слова.

Про себя же он скажет: «Зря я так терзался. Фарос-Ж Ле Жансем не заговорил». Он подумает, что теперь путь свободен. Он захочет разбить статую Сегира на глиняных ногах… Ах! Я уже вижу, как морщится его лоб. Он совсем забыл про Фижака, а тот вполне здоров. Жомар прав. Он должен остерегаться. Держу пари, что Фижак проживет дольше, чем он.[209] И это будет наказанием для Жомара, когда он будет, как я сейчас, лежать и умирать, готовый сказать часам: «Теперь остановитесь». А сейчас он не беспокоится, наш Жомар. Он размышляет. Он строит, дабы сподручнее было потом разрушать. Я, Фарос-Ж. Ле Жансем, смеюсь над тобой. Говори, говори, Жомар. Я знаю то, чего не знаешь ты. Я знаю правду. И поэтому я ухожу с миром.

Я спешу встретиться с Морганом и Орфеем. Все, что я узнал, они поняли давным-давно. Говорят ли они сейчас об этом с Сегиром? Вот и узнаю. С этого утра я больше не слышу их голосов и полагаю это молчание не знаком (я не дешифровщик), но сигналом. Сигналом, что мне пора уходить. Ах!

Будь мне лет на двадцать меньше… Я бросился бы по следу того, кто пытался убить Сегира. Я снова пошел бы в атаку. Я взял бы след… Мне кажется, красивая итальянка во Флоренции не сказала мне всего. Уже находясь в гробу, увижу ли я лицо убийцы Сегира? Будет ли он в кортеже? Вот единственная тайна, что ускользает от меня. Кто пытался его отравить?

Я тороплюсь узнать… Я готов, как был готов Орфей.

Что я скажу издателю Курселлю, которому намерен доверить наши рукописи? В первую очередь — чтобы он остерегался. Чтобы соблюл инструкции. Не раньше, чем через сто пятьдесят лет! И только если страсти улягутся. Но можно ли верить, что человеческая душа угомонится? Какие страсти будут еще кипеть вокруг расшифровки иероглифов? Что станут думать о фараонах? Сохранится ли интерес к чудесной стране Египет, или надо будет признать, что наша эпоха совершенно обезумела?

Открытие Шампольона проложило дорогу к расшифровке. Теперь его преемник — Рихард Лепсиус.[210] И я отныне согласен с Фижаком. В самом деле, наши противники нам не опасны. Прогресс и наука дешифровки их победят. Шампольон восторжествует.

Разгадали ли мы, что письменность фараонов могла содержать нечто большее, или просто вообразили? В любом случае, эта рукопись будет интересна. Так думает и Фижак. Я признался ему, что вот уже пятьдесят лет мы описываем ход этой истории. Оставалось добавить лишь несколько строк, дабы обещание было исполнено: рассказать о тайне Шампольона. И я чувствовал, что на это способен… Еще несколько строк, сказал я себе. Еще час, не больше, а затем пускай часы останавливаются. Фижак согласился. Он ничего от меня не потребовал. Не попросил почитать рукопись. Он просто ушел. Он знает, что сегодня вечером я отдам ее Курселлю, который сейчас терпеливо ждет в соседней комнате и которому я скажу:

— Входите, Курселль, я закончил. Вот рукопись… Еще одно лишь слово. Видите эту статуэтку? Дайте ее мне. Это покоящийся фараон, найденный очень давно в Долине Смерти. Я ухожу, чтобы вернуть его моим друзьям… А теперь потяните эту дверь, и другая откроется…

ЭПИЛОГ

Максимилиан Курселль, наследник и владелец издательства «Курселль», дочитал рукопись в один из январских дней 2004 года. Он размышлял о человеческой природе и пришел к выводу, что она не изменилась. Он поразмыслил еще: маловероятно, что она изменится — хотя бы чуть-чуть — в будущие века. И он решил, что нет смысла дольше ждать. Не претендуя на абсолютную правоту, этот гуманист решил обнародовать тайну Шампольона.

Так он говорил себе, возвращаясь в кабинет, где стены были покрыты полками с ценнейшими книги издательства «Курселль».