Ничто не могло проскользнуть: ни оружие, ни боеприпасы, ни подкрепления — одни только плохие известия… Помимо беспорядка во Франции и вооруженной коалиции, угрожавшей нашим границам, Бонапарту было чем заняться. Клебер сделал из этого вывод, что Египет — последнее из всех забот главнокомандующего.
— Я подумаю, — ответил он мне.
В декабре 1799 года Пуссельг[136]
и генерал Дезэ отправились в Абукирскую бухту. Они начали переговоры с англичанами, а Клебер — с турками…— Собирайся, мы возвращаемся во Францию!
Я бежал к дому, который мы занимали вместе с Фаросом.
— Я уже собрался!
Фарос подпрыгивал от радости.
— А Розеттский камень?
— Упакован, как самое драгоценное сокровище…
— «Птица» ждет нас в Александрии…
— Мир подписан?
— Клебер ведет переговоры в Эль-Арише с Великим Визирем. Они уже вступили в завершающую фазу…
Был январь 1800 года, и никакой ураган не мог помешать нам обняться с Морганом еще до начала весны.
ГЛАВА 11
НАКОНЕЦ-ТО ФРАНЦИЯ!
Наконец-то Франция!..
Все захохотали без причины, и показная гармония вдруг нарушилась старыми распрями. Однако первая же стычка завершилась следующим заключением:
— Хорошо, мы еще побеседуем обо всем этом во Франции…
Весть (превосходная) об отправлении достигла ученых во время заседания Института. Все зааплодировали Сент-Илеру,[137]
который, непонятно с какой стати, имел удовольствие об этом сообщить. Просто зоолог делал доклад, когда посыльный вошел в салон, где проходили наши собрания. Он прервал свое выступление, посвященное изучению змей Нила. Посыльный был человеком немного нескладным и держал пакет в руках, не зная, к кому обратиться.— Кого вы ищете? — раздраженно спросил Сент-Илер.
— Ученых.
— И что вы от них хотите? — сурово поинтересовался астроном Нуэ.
— Передать им пакет… От Клебера.
— Давайте сюда! — сказал Сент-Илер, отодвигая в сторону Жоллуа, который уже протянул было руку.
Посыльный стал пробираться по центральному проходу, который был недостаточно широк для быстрого шага. Солдат стучал сапогами по мрамору салона гарема Хассан Кашефа, а его сабля задевала за ножки стульев, на которых мы сидели. Мы столпились вокруг него и Сент-Илера, который начал степенно распечатывать конверт. Внимание, которого он так и не смог заполучить во время своего скрупулезного описания египетских рептилий, теперь было ему гарантировано.
Повисло тяжелое молчание.
— Действительно, подписано Клебером.
— Ну же, что там? — взмолился Виллье.
Сент-Илер начал читать про себя.
— Отберите у него пакет! — предложил Жоллуа.
— Франция! — воскликнул Сент-Илер.
— Что — Франция? — спросил Виллье.
— Мы возвращаемся. Мы эвакуируемся из Египта через три месяца.
Сент-Илер отдал пакет одному из тех, кто тянулся к нему, а сам сел, оглушенный этой новостью. Письмо пошло по рукам. Его вырывали у соседа, толкая посыльного, который, задыхаясь в возникшей давке, поспешил удалиться.
— Клебер — наш Мильтиад…[138]
А Сент-Илер — его посланец! — воскликнул Виллото.После отъезда поэта Парсеваля-Гранмезона этот певец то и дело принимался что-нибудь декламировать по любому поводу. В данном случае он имел в виду победу при Марафоне, одержанную греческим генералом Мильтиадом… Сравнение было явно притянуто за уши, поскольку никакой победы над англичанами и турками одержано не было. Для решения нашей судьбы хватило переговоров. Сент-Илеру, напротив, следовало бы знать о печальной судьбе гонца, принесшего весть о победе при Марафоне. Напомню, что этот отважный бегун умер от усталости, едва успев объявить о победе жителям Афин. Сент-Илер всего лишь прочитал послание, но все равно выглядел так, будто его немедленно требовалось уложить, напоить и вынести на свежий воздух.
Как я уже писал, я сразу же побежал к Фаросу, не пожелавшему слушать усыпляющий доклад о змеях Нила, и стал взахлеб рассказывать ему о предстоящем отправлении, о «Птице», которая ожидала нас в Александрии, и об англичанах, которые должны были нас пропустить… На мгновение я умолк, чтобы перевести дыхание. Этот черт Ле Жансем воспользовался паузой и бросился в свою комнату, откуда притащил четыре чемодана, до отказа набитые и готовые лопнуть по швам.
— Что ты делаешь, Фарос?
— Я не жду, пока судьба сыграет с нами еще раз… Я знаю про капризы Востока. Сегодня судьба к нам благосклонна. Но кто может обещать, что так будет и завтра? Посмотри, как изменился Каир. Тут невозможно стало ходить одному. Постоянно слышишь оскорбления и насмешки; вчера какие-то дети плевались в меня сверху. Достаточно любого пустяка, чтобы умы воспламенились и люди прислушались к Ибрагим-бею, который хочет поднять восстание. На рассвете я пойду вниз по Нилу. И ты пойдешь со мной…