— Ну нет, — подмигнул ей доктор Барроу. — Как бы я сумел? Если это не вы и не я, то дело, должно быть, в самой папиретке. Экая непоседливая финтифлюха…
— Вы думаете, что ваши шуточки — это что-то очень забавное, доктор?
Доктор Барроу развел руки в стороны.
— Привыкайте, милочка. Вы теперь «сплетник». Вашего брата в городе не особо жалуют. Смею предположить, чтовскоре вы начнете сталкиваться в вашей работе с чем-то таким, что в сравнении с этим шуточная шанжировка покажется вам невинной и любезной.
Сказав это, он расхохотался настолько чистым и глубоким смехом, как будто долгое время репетировал его перед зеркалом.
Полли не знала, что такое «шанжировка», и не была намерена это выяснять. Она гневно фыркнула и, развернувшись на каблуках, потопала к двери. Бросив напоследок полный презрения взгляд на доктора, девушка покинула кабинет.
Стоило ей выйти за дверь, как Дж. Д. Барроу прекратил смеяться и сузил глаза. Его веселое настроение исчезло так, словно кто-то вырвал страницу из книги, на которой оно было описано.
Доктор поспешно достал из ящика стола листок пищей бумаги, макнул ручку в чернильницу и принялся быстро-быстро писать. В какой-то момент его рука дрогнула, и на письмо упала клякса. Доктор схватился за горло, словно вдруг начал задыхаться. Дрожащими пальцами он полез в карман сюртука и достал баночку «Тингельтангель», откупорил пробку и проглотил две пилюли.
Когда недомогание прошло, он поправил галстук и вернулся к письму. Перо скрипело по бумаге, выводя преисполненные гнева, страха и непонимания строки.
Дж. Д. Барроу был так занят, что не заметил, как за окном его кабинета кто-то появился. Громадная черная фигура замерла на карнизе, глядя в спину согнувшегося над столом доктора. В щель оконной рамы пробрался тоненький крючок. Он подцепил щеколду и неслышно потянул, отодвигая ее в сторону.
Спустя несколько мгновений окно тихо распахнулось, и громадная черная фигура проникла в кабинет.
Доктор Барроу обернулся. На его лице застыл ужас.
Трамвай полз по осенней улочке. Полли сидела у окна и глядела на деревья. Кроваво-красные кленовые листья и туман… Довольно мрачное сочетание, если задуматься, но Полли оно нравилось. Она была «осенним» человеком до глубины души, а еще Габен, затянутый мглой, казался не таким отвратным, как обычно: видимо, потому, что его было меньше видно.
Трамвай остановился у заброшенного трехэтажного особняка, в котором прежде располагался большой дамский магазин. Ныне «Трюмо» представляло собой весьма грустное зрелище: на дверях висел замок, у входа в бурьяне валялось несколько букв, отвалившихся от вывески, а окна-витрины были сплошь заклеены старыми газетами. От этого места веяло жутью, словно внутри обреталось нечто злобное, алчущее человеческой плоти и строящее козни. Всякий раз, когда Полли оказывалась поблизости, ее пробирало до дрожи.
Подобное ощущение было присуще не ей одной — место это среди горожан пользовалось дурной славой. «Все началось в тот день, когда разорилась мадам Альберта!» — говорили люди, но никто в точности не знал, что именно «началось», при этом все сходились во мнении, что во избежание ночных кошмаров лучше во все это особо не углубляться. Так и повелось, что на станции «Трюмо Альберты» почти никто никогда не сходил и в трамвай не садился. Трамвайщик и вовсе останавливался здесь лишь потому, что не имел права игнорировать, пропускать и вычеркивать из памяти, лишь бы не думать о различных зловещих вещах, какие-либо станции на пути следования.
А между тем из-под ржавого кованого навеса показалась громадная фигура. После чего в вагон, переваливаясь с ноги на ногу, вошел… здоровенный плюшевый медведь со свалянной шерстью и торчащими нитками. Оглядев салон своими пуговичными глазами, он негромко заурчал. Медведь вел себя так, словно не впервые разъезжает в трамваях: прокомпостировал билет, а затем как ни в чем не бывало умостился на сиденье возле задней площадки.
Трамвай закрыл двери и тронулся в путь. Пассажиры не обратили на медведя внимания: кто-то уткнулся в газету, кто-то — в свои мысли.
Полли была из последних. Она думала о расследовании и при этом не забывала корить себя: «Вот ведь дура! Слониха в посудной лавке! И почему я не догадалась зайти издалека?! Вот Бенни Трилби точно все выпытал бы у этого доктора. Он бы придумал какой-нибудь трюк, провернул пару своих коронных фокусов, возможно устроил бы сцену с переодеванием. Эх, не стоило раскрывать все карты…»
Утешало только то, что у нее был запасной вариант, как узнать, что такое «Тингельтангель». И все же, несмотря на все ее обреченные мысли, посещение больницы не прошло даром: Полли выяснила, что не только лекарство связывает всех пропавших, но и сам доктор. И все же к похищениям, если они и имели место, он причастен не был — Полли это чувствовала…