Когда внучка господина Бракнехта вернулась на вокзал и ее дед узнал о том, что пытались с ней сделать больничные, он нацепил ледяную маску, но эта маска была намного хуже, чем если бы он рвал и метал. В первую очередь нужно было позаботиться о Летиции, и он разослал всех своих служащих на поиски доктора. Констеблю повезло больше других: он вытащил из вагона уже почти отошедшего от перрона поезда господина военврача и его молодого ассистента — они отправлялись на пустоши Дербаргамот, где уже разместилась VII парострелковая дивизия генерала Гроттля, к которой они были приквартированы. Несмотря на решительные отказы со стороны доктора, отбытие поезда было задержано, а они с ассистентом были препровождены в комнату к пациентке.
Доктор — его звали Конрад Ш. Коллинз — приступил к осмотру, попутно слушая рассказ господина начальника вокзала. На сообщение о том, что она надела очки Замыкателя, он лишь осуждающе покачал головой, но, услышав о случившемся в больнице, бросил прищуренный взгляд на ассистента — тот с мрачным видом кивнул.
Доктор Коллинз ввел Летти средство, которое окончательно сняло парализующий эффект. Девочка заплакала. Ее дед попытался ее утешить, но у него не вышло.
— Что думаете, Доу? — спросил доктор Коллинз.
Ассистент, хмурый бледный парень лет шестнадцати, проскрипел:
— Мы имеем еще одно подтверждение того, что в этой больнице творятся гадкие вещи. Мы должны сообщить в Коллегию, господин доктор, а также поставить в известность полицию. — Он повернулся к констеблю. — Какие действия предпринимаются, сэр?
— Я обо всем доложил в Дом-с-синей-крышей, — ответил мистер Бомунд. — В больницу уже отправлены констебли.
— Надеюсь, вы проследите за тем, чтобы эти люди не ушли от расплаты, — сказал Доу, и констебль закивал. И хоть ему не понравился тон, с каким этот мальчишка с ним говорил, спорить или ставить его на место он не решился.
Доктор Коллинз потер каштановую с проседью бороду.
— Я спрашивал ваше мнение о травме пациентки, Доу, — сказал он. — Итак, ваш вердикт?
Парень достал из саквояжа монокуляр и склонился над девочкой.
— Прошу вас, мисс, не шевелитесь какое-то время. Также я был бы вам признателен, если бы вы прекратили плакать.
После чего приставил монокуляр сперва к одному глазу Летти Бракнехт, затем к другому.
— Наличествуют повреждения верхних слоев кожи век с ожоговыми пузырями, — сказал он, всматриваясь в линзу. — Области вокруг глаз также сильно обожжены. Роговица обуглена…
— Она выживет? — спросил начальник вокзала.
— Угрозы для жизни я не наблюдаю, — ответил Доу и бросил взгляд на доктора Коллинза. Тот кивнул, подтверждая слова ассистента.
— Но, боюсь, — продолжил парень, — повреждения глаз юной мисс слишком серьезное, и зрение утрачено необратимо.
Летти взвыла. Ее дед спрятал лицо в ладони, не в силах совладать с эмоциями.
В коридоре раздался звук торопливых шагов, и к комнате подбежал старший багажник.
— Мистер Бомунд! Сэр! Пришло сообщение, которого вы ждали!
Он протянул констеблю конверт. Тот поспешно его развернул и прочитал записку.
— Что там, Бомунд? — спросил господин начальник вокзала.
— Сэр, сержант Гофф пишет, что доктор Скруллинг все отрицает. Он уверяет, что ни о каком изъятии сердца у пациентки ничего не знает и высказывает предположение, что ей все примерещилось из-за действия эфира, который применялся во время операции. Никаких подтверждений тому, что в Больнице Странных Болезней происходит что-либо незаконное, сержант не обнаружил. Также доктор Скруллинг выражает глубокую печаль и озабоченность из-за необоснованных обвинений в свой адрес. Сержант пишет, что у полиции есть лишь слово девочки, которая была под воздействием эфира, против слова уважаемого главврача главной больницы в Тремпл-Толл.
Господин Бракнехт зарычал:
— Твари! Разумеется, они все отрицают! Но, помимо моей внучки, есть еще свидетель, который слышал каждое их гадкое слово!
— Кто этот свидетель, сэр? — спросил констебль. — Это надежный человек? Его словам поверят?
Господин начальник вокзала сжал зубы и нехотя покачал головой.
Мистер Бомунд опустил взгляд в листок и продолжил:
— Также, по словам сержанта, доктор Скруллинг выражает надежду, что «клеветническим заявлениям больной девочки» не будет дан ход, и в таком случае он обещает не подключать к «этому неприятному инциденту» своего близкого друга, нового главного судью Тремпл-Толл господина Сомма.
Господин Бракнехт сжал зубы.
— Боюсь, мы ничего не можем сделать, сэр, — печально заключил констебль.
— Но это же правда! — сквозь слезы сказала Летти. — Они… Эти ужасные люди… они хотели забрать мое сердце! Я не вру!
— Мы верим вам, мисс, — сказал доктор Коллинз. — Но, к моему глубочайшему сожалению, полиция и правда ничего не может с этим поделать.
— Мартин все слышал! Спросите Мартина!
— Кто такой Мартин, мисс Летти? — спросил констебль.
— Никто, — угрюмо сказал господин Бракнехт. — Его словам никто не поверит.