Тайна силиконовой души

На пороге, вдруг обернувшись и выпустив из рук сумки, Арина долгим взглядом посмотрела на стену, где среди разнокалиберных картин висела огромная икона Спаса Нерукотворного. Единственная старинная икона во всем ее доме. Особый, знаковый для нее подарок самого близкого человека. Не склонная к экзальтации и сантиментам, Врежко вдруг стремительно подошла к образу, припала к нему непривычно открытым, без челки, лбом, жарко прошептала, вкладывая всю мольбу, на которую была способна:

– Спаси и сохрани.

Широко перекрестилась, глядя в испытующие глаза Христа. Через минуту Ариадна выбежала из дома, подхватив сумки. Она покидала его навсегда…

Путь ее лежал на Белорусский вокзал. Там, в ячейке, ждал конверт с загранпаспортом на имя Веры Михайловны Лаптевой – рыжеволосой, стриженной ежиком молодой женщины с яркими голубыми глазами. В загранпаспорт был вложен авиабилет до Мадрида с открытой датой. Также в ячейке находился и маленький саквояж известной фирмы, плотно набитый купюрами, которые загодя, еще до убийства Красновой, Арина сняла со своей карточки. Впрочем, почему Арина? Ариадны Павловны Врежко больше не существовало в природе. Она уступила место на земле Вере Михайловне Лаптевой. И эта гражданочка намеревалась поселиться – на самый короткий срок – в частной гостиничке неподалеку от Белорусского вокзала.

Митрохин приехал в Яв-ск к полудню. Крошечный городишко представлялся типичным представителем периферийной России начала двадцать первого века. По большей части низкорослый, малоухоженный, а местами разящий наповал контрастами. Чудовищная дорога, по которой Дмитрий, матерясь, совершил слалом на своем взбрыкивающем «жигуленке», угодив-таки колесом в роковую колдобину, что чуть не стоила железной кляче подвески, соседствовала с пышностью фасада местного банка. К его розово-лимонному зданию, изукрашенному ажурными оконными решетками, примыкало самое старое и захиревшее строение городка – одноэтажный черный сруб о трех оконцах, обгоревший с одного боку, но мужественно кривящийся вторым, пока целым, боком с крыльцом. На окнах избушки даже болтались занавески, а на крыше имелось какое-то подобие антенны. Рекламная растяжка стриптиз-клуба с подбадривающим посетителей названием «Надежда» помещалась перед поворотом на Храм Троицы Живоначальной, о чем путников оповещал железный, слегка, правда, винтообразный указатель. У этого поворота Митрохин спросил местную бабку, сосредоточенно тянущую за собой сумку-тележку, о нахождении улицы Красной, где и должен был располагаться специнтернат. Бабка решительно отправила опера назад и влево, на что остановившийся гражданин в очках, усах и трениках, не достававших ему до щиколоток, обругал бабку «сусаниным херовым» и показал Митрохину, что поворачивать нужно как раз к храму, а там уж рукой подать.

Сделав пару кругов по городу, пунцовый и потный слаломист Митрохин подъехал наконец к серому зданию интерната для умственно отсталых и психически больных детей, который именовался «Детский специнтернат № 2 г. Яв-ска». Учреждение находилось почти при въезде в город, но было загорожено новенькой многоэтажкой «под кирпич». Оказывается, улицу переименовали, и теперь она называлась Болотной, так как исторически здесь располагалось известное на всю округу болото. Рассуждая о кондовости властей, которым воспоминание о болоте оказалось так дорого, оперативник направился в богоугодное заведение.