Тайна силиконовой души

Полногрудая молодая Ирина споро организовывала чай. Выучка у всех проживавших под кровом «благодетеля» чувствовалась безукоризненная. По одному его негромкому слову все в этом отлаженном до мелочей хозяйстве вращалось и работало быстро и безупречно.

Посетители сидели с хозяином за огромным столом красного дерева. Вся мебель производилась здесь же, в Приюте, и отличалась исключительной добротностью. В гостиной, увешанной от пола до потолка старинными иконами, стоял черный рояль, плазменный телевизор необъятных размеров и мягкая кожаная мебель. Красовались на стенах и два писаных портрета внушительных размеров. Один – маршала Жукова на коне и при параде. Второй – последнего российского императора Николая Второго, также в парадном мундире. Жаров слыл державником, монархистом и славянофилом. Камин, выкрашенный в цвет белоснежных стен, был заставлен старинными, прошедшими «реабилитацию», вещицами. Журналисточка, во все глаза разглядывавшая роскошную обстановку, остановилась на бронзовом подсвечнике с инкрустацией и угрюмо оценила его: «Моя месячная зарплата». И такими раритетными предметами: безделушками, украшательствами, впрочем, не чрезмерными, а уместными, расставленными со вкусом, был наполнен весь пафосный дом Жарова.

– Николай Михайлович, мы бы хотели взять у вас интервью в этой комнате. На фоне икон, да Миш? – корреспондентка переводила взгляд с хозяина на коллегу. Тощий, вечно голодный оператор, только что с жадностью куснувший бутерброд с копченым окороком, сыром и огурцом, с достоинством покивал головой и заработал бурундучьими щеками.

– Да вы, Наталья, не торопитесь. Все у вас, телевизионщиков, с наскока. Поговорим, посмотрим-походим, а там уж и решим, – пытался в своей основательной манере увещевать деятелей масс-медиа хозяин.

– Ой, да завтра материал должен быть готов. Сегодня все отсмотреть хотелось бы.

– Уже и отсмотреть. Сначала снять бы неплохо. Проблему изучить. Проблема-то немаленькая – алкоголизм. Как вы считаете?

– Да-да, конечно. Главный вопрос – это ваш приход к новой жизни. К трезвости. Собственно, это может быть монолог, если вам удобно, – нервозная Наташа отхлебнула чаю, схватила сушку, макнула ее в варенье, стала сосать. Вид у нее при этом сделался по-детски глуповатый.

«Господи, вот суета-то. Этот голодный-холодный, как все деятели линзы и фокуса. Эта – издерганная графиком и многотемьем. Завтра небось про каких-нибудь сектантов снимать будет, в проблемы которых тоже входить надо. Вот несчастье-то творческое. И одежонка совсем дешевенькая. Видать, не москвичи, по углам чужим ютятся, карьеру лезут-делают. Ну, хоть непьющие. Это видно». Тысячи людей, судеб прошли за эти годы перед Жаровым. Всякого навидался. И читал по лицам, как по книгам.

– Монолог, говорите. Это можно. С условием, что материал мне потом на диске переправите. Я архив тут уже немаленький собрал. Кое-что даю просматривать пациентам. Да, все, кто здесь находятся, – пациенты. Алкоголизм – это ведь неизлечимое, хроническое, смертельное в стадии обострения заболевание. Это как рак, как диабет. Сахара ведь нельзя при диабете? Ну, вот и алкоголя нельзя ни грамма при нашей болезни. – Жаров говорил с посетителями, как с неразумными детьми. Медленно, вкрадчиво, доброжелательно.

– А когда вы осознали, что алкоголик? – Наташа достала из рюкзачка, болтающегося на величественно высокой спинке стула, блокнот и ручку.

Жаров задумался, глядя ввысь, будто пронзая лепнину потолка и мыслью раздвигая пространство и время. Впрочем, говорил Николай Михайлович без пафоса, голосом глуховатым, с хрипотцой.

– Да когда решил, что лучше почку потеряю, а пить не брошу. Мне врач сказал – не бросишь пить, почку удалим. Я согласился. Видите, как страшно? Ради какого-то поганого химического вещества, ведь не ради жизни ребенка, не ради чьего-то спасения, – просто ради страшной, убивающей жажды – отдать свое здоровье, а может, и жизнь. Но, видно, Богу угодно было, чтобы не помер, и почку не потерял, и вообще жизнь изменил свою, а потом и многих других. Ну, если не в корне изменил, так хоть спас кого-то, отложил смерть, дал еще один шанс подумать, начать заново.

– А как случилось, что все-таки бросили пить? – Наташа оказалась журналисткой въедливой.

– Господь помог, – буднично сказал «терминатор». – А тут только один путь. Духовный. Сначала пришел в анонимные алкоголики, над которыми посмеивался на первых порах, а потом, чувствуя помощь, не мог уже без группы жить. Знаете такое слово – соборность?

Наташа раздумчиво покивала.