Тайна силиконовой души

– Нет-нет. Никакого лекарства она не пила. Пришла, сбросила куртку, сняла апостольник. Взяла полотенце чистое из шкафчика. – Елена водила руками, будто помогая себе вспоминать действия сестры. – Сказала, чтоб я гасила свет, а она погреется в душе, мол, сильно знобит. Казалась совершенно замученной. Но мы такие всегда по вечерам. Вот и все. Одна фраза. Да и я-то уже засыпала: перед глазами все плыло. Ночник погасила… и все – проснулась от крика матери Нины.

– А на трапезе Калистрата ела вместе со всеми?

– Да. Мы с ней рядом сидим. Все ели одинаково. У сестры был хороший аппетит.

– А что ели?

– Каша пшенная. Она хлеб с маслом всегда наворачивала, если не пост. Пирожки с рисом и рыбой. Винегрет. Калистрата не ела, его, по-моему. Все вроде.

– Мать Нина говорила, что у Калистраты болел сильно желудок и она страдала пониженным давлением. Какие-то лекарства она принимала?

– Да, принимала препараты железа. Врач говорил, что у сестры гемоглобин на нуле, и таблеточки из такого растения, на «е», что ли…

– Элеутерококк?

– Да, точно. И матушка послабляла ей пост. Калистрата ела молочные продукты в постные дни и каждый вечер пила свежую простоквашу, чтоб бактерии какие-то там заселялись. Мы ставим каждое утро заквашивать молоко на особых грибках – к позднему вечеру молоко начинает сбраживаться. Вот такую простоквашу – не меньше стакана – должна была пить Калистрата. Не любила она ее, кстати, но что делать – пила.

– То есть каждый вечер, перед сном. А в тот вечер пила?

– Наверное. Банка стоит у отопительной трубы, в комнатке-молочке у коровника. Клава отливала себе стакан.

– А стакан этот с банкой уже помыт, конечно?

Елена непонимающе посмотрела на Люшу.

– Когда моя неделя, я утром прихожу, «сброженную» банку несу на кухню. На ее место ставится другая банка, со свежим молоком. Если простокваша не используется в течение дня, то идет на творог. В пост вся простокваша идет на творог, который замораживается. А стакан… Я ни разу не видела после Калистраты грязного стакана. Конечно, она мыла его за собой.

– А кто дежурил в коровнике в тот день?

– Мать Галина всю прошлую неделю там была, и ей послушница Надежда помогала. Еще пара трудниц. Но основная, конечно, Галина. Вообще, коровник – это тяжелое послушание. Его по большей части нам, непостриженным дают. Но мать Галина часто на коровнике, хотя два года как инокиня. Все матушка ее смиряет за что-то.

– Спасибо, Елена. Простите, что заболтала вас – вон уже на нас косо смотрят.

– Да нет, это мать Анна – наша «профессорша». Ангельское существо. Иди сюда, сестра Анна! – Елена замахала рукой монахине, которая стояла уже некоторое время в нерешительности на крыльце сестринского корпуса и смущенно смотрела на собеседниц. Мать Анна широкими шагами подошла к Елене с Иулией. Она была крупная, статная, с выразительными чертами лица и густыми седыми волосами, пара прядей которых все норовили вылезти из-под апостольника.

– Христос воскресе! – поклонилась монахиня Люше.

– Воистину воскресе! – поклонилась в свою очередь та.

– Елена, мы с тобой на обрезке кустов сегодня, если помнишь сие обстоятельство, – у Анны был грудной голос и, как видно, свой, особый, выговор.

– Помню-помню. У нас, кстати, помощница – сестра Иулия. Мать Нина сказала, что она агроном.

– Что вы! – всплеснула руками Люша. – Я любитель! Просто давно занимаюсь садом и огородом.

– И каковы успехи данного предприятия? – с широкой, очень красящей ее улыбкой спросила «профессорша».

– Ну, порой достойные. Овощи в ресторанчик местный поставляю, цветы – на рынок… – Юля замялась, так как фраза прозвучала похвальбой.

– Ну-у, тогда ваша консультация нам просто архиважна! Архи! Мы не то что ничего никому не поставляем, а сетуем на падение урожайности! В первую очередь капусты. Плохо кочаны завязывает, знаете ли. А она ведь у нас – второй хлеб. Второй, без малейшего преувеличения.

Сестры уже двинулись в сторону калитки в стене, которая вела на огороды: Люша подхватила грабли, Елена тяпку.

Огород впечатлял масштабом и ухоженностью: ровные дорожки, бордюры из досок. Озимая зелень пробивалась из-под черной, «жирной» земли. Бо´льшая часть грядок была вскопана, кое-что посажено: по краю аккуратных бороздок были воткнуты прутики, обозначавшие места посева. Некоторые грядки перекапывали трудницы – женщины в пестрых платках и юбках. Длинная, метров на пятнадцать теплица возвышалась на самом краю огородного участка, за которым открывалось еще не вспаханное поле. В теплице кто-то работал. «Мать Мария», – узнала Юля «остолбеневшую» монахиню, когда та выглянула из полиэтиленового домика: зыркнула на пришедших и вновь юркнула в укрытие.

– В теплице помидоры. Огурцы – на воле, рядом. На поле, что пашем трактором (нанимаем, конечно), сажаем кормовые овощи и картошку. Здесь – зеленные, здесь – клубника, небольшой малинник, по периметру смородина разных сортов, – по-хозяйски рассказывала сестра Елена. – Тыквы и кабачки на большой компостной куче – сажаем рассадой. Самые длинные гряды под морковь, свеклу, капусту.