Тайна «Силверхилла»

Из окна мне был виден частокол изгороди, сверкавшей под луной белым светом, – изгороди, которая ограждала сад со всех сторон от наступавших на него сосен и берез. Здесь по крайней мере березы не могли теснить дом или заглядывать в окна этой галереи. Слева между деревьями было расчищено пространство, открывавшее вид вдаль, – и я увидела, что Диа умел создавать картины, используя окружающий пейзаж и превращая естественные виды в часть дома. Там, на этом расчищенном пространстве, видна была гора Абенаки, вонзавшая свою черную скалистую громадину в бледное от лунного света небо, – Гора, на фоне которой прошло детство моей матери. Она-то по крайней мере была чем-то твердым и неподатливым, и в то же время, глядя на нее, я испытывала воодушевление, словно мне было обещано избавление от давней боли.

Джеральд позади меня повернул выключатель, и длинная галерея, залитая янтарным светом, сразу ожила. В одно мгновение таинственная заоконная даль превратилась всего лишь в обшитую темными панелями стену, прорезанную настоящими окнами. Зеркала теперь отражали "туда и обратно", повторяя друг друга, внутренность комнаты, так что создавалось впечатление, что стоишь в громадном зале, чьи горки и столы, хрустальные вазы и нефритовые украшения, фарфор, медь и слоновая кость без конца повторялись, так же как без конца повторялись фигуры Джеральда и моя. Здесь, по всей вероятности, были собраны наиболее драгоценные предметы, когда-либо приобретенные дедушкой Диа. В то же время эта комната представляла собой также коридор с дверями справа и слева, ведущими в жилые покои моей бабушки и кузена. Какой богатый, какой пышный коридор!

Оглядываясь вокруг, я вспомнила, как Крис сказал мне на кладбище, что здесь, в галерее Силверхилла, скоро состоится свадьба, и я еще раз попробовала найти ответ на эту загадку.

– Сын доктора Мартина говорил, что бабушка Джулия собирается провести здесь, в этой комнате, церемонию… свадебную церемонию. Но когда я спросила Кейт, она видимо расстроилась и сказала, что никакой свадьбы не будет.

Джеральд резко повернулся и подошел к стоявшему у задней стены застекленному стенду. Когда он заговорил, он стоял ко мне спиной, и я не могла видеть его лица.

– Кейт правильно говорит, – произнес он тихо. – На этот раз бабушка, как говорится, откусила гораздо больше, чем в состоянии проглотить.

– Но почему все держат это в такой тайне? Кто женится?

– Никакой тайны тут нет. Она пытается женить меня. – Он резко обернулся ко мне лицом; в глазах его сверкал вызов. – Как вам это нравится, кузина? Наша милейшая бабушка так мечтает о потомках – о наследниках! – что готова силой заставить меня жениться. Человека с такой рукой…

Я собственными нервами почувствовала самобичевание, прозвучавшее в его словах.

– Не надо! – сказала я. – Я знаю, что вы чувствуете, но это бессмысленно. Нет никаких причин, почему бы вам не жениться.

Он рассмеялся неприятным смехом.

– Благодарю вас, кузина, но мне не нужна ни от одной женщины отвратительная смесь сочувствия и омерзения.

Говорить больше было не о чем. Я прекрасно его понимала.

Мое молчание несколько смягчило его.

– Пожалуй, мы с вами оба унаследовали острый язычок нашей бабушки. Подите сюда, Малинда. Вот то, что я хотел вам показать.

Он повернул выключатель над стендом, и под стеклом разлился мягкий свет.

Я подошла и встала рядом с ним. Отсюда мне хорошо были видны ряды ожерелий, сережек, брошей, браслетов и даже шляпных булавок, которые с потрясающим вкусом были разложены на черном бархате. Бриллианты сверкали, драгоценные камни горели ярким огнем. Граненые алмазы и изумруды, круглые неограненные рубины как будто подмигивали мне.

Не все драгоценности относились к викторианскому периоду. Джеральд показал мне старинное хрупкое колье из филигранного серебра, которое, как утверждают, принадлежало когда-то шведской королеве. Была там и нагрудная брошь русской императрицы Екатерины, вся изукрашенная изумрудами, и некоторые другие предметы, принадлежавшие менее выдающимся людям, например актрисам и певицам. Очаровательная золотая диадема, унизанная розовыми кораллами, в свое время принадлежала Дженни Линд.

Он обратил мое внимание на изысканное украшение – парюру, состоящую из ожерелья, серег, брошки и браслета, выполненных из флорентийской мозаики. Рядом лежали креольские серьги, сплетенные из золотых нитей и человеческих волос.

– Викторианцы использовали все мылимые декоративные материалы, – сказал Джеральд. – Они были новаторами и не использовали исключительно драгоценные камни. Вот почему некоторые созданные ими вещи уцелели, в то время как многие очень ценные предметы были разбиты. Вот тот голубой набор сделан из дутого стекла. Место рядом с ним должно было бы занимать ожерелье из лунного камня и аметистов, которые вытащила отсюда Фрици. Как видите, это тоже часть целого гарнитура, работа отличная. Гарнитур изготовлен одним из величайших мастеров своего времени – Кастеллани.