Тайна синих озер

«Опель Блиц» цвета фельдграу выбрался на более-менее приличную грунтовку и покатил со скоростью километров сорок в час. Солдаты — да и щтурмбаннфюрер Брюкнер — заметно повеселели. Усевшись обратно за баранку, шофер даже принялся насвистывать что-то из репертуара знаменитой певицы Ильзе Вернер. Какое-то танго… или пасодобль…

Только недолго он свистел. Что-то вдруг ударило прямо под кузов! Грузовик с адским грохотом подбросило, казалось, прямо в небо.

Когда Брюкнер пришел в себя, вокруг валялись одни обломки да окровавленные ошметки. В голове шумело. Руки-ноги сделались ватными. Покачиваясь, штурмбаннфюрер все же поднялся на ноги и, вытирая со лба кровь, глянул на показавшееся из-за облаков солнце — маленькое, желтое, похожее на мячик.

— Однако повезло тебе, Курт… Как говорят русские — в рубашке родился.

Эсэсовец криво усмехнулся и вдруг услыхал быстро приближавшийся треск мотоцикла, точнее — сразу нескольких. Серо-зеленые БМВ с колясками! Пулеметы, солдаты в плащах и касках. На шеях — бляхи на цепочках с ленточкой и орлом! Фельджандармы! Боже, как повезло…

— Эй, эй, стой! — со всей мочи закричал штурмбаннфюрер. — Стойте, говорю! Мины!

Похоже, услышали. Остановились.

Выбравшись из седла, бравый унтер — похоже, опытный вояка — подобрался по самой обочине к обломкам грузовика:

— Вахтмейстер Фогт. Фельджандармерия. Вы в порядке, герр штурмбаннфюрер?

— Да где уж тут — в порядке! Ящики… документы… Соберите все, что сможете… Быстро! Тут еще русские в лесу.

Что смогли, собрали. Далеко не все. Однако штурмбаннфюрер СС Курт Брюкнер и правда в рубашке родился. Повезло. И не только в этот раз…

Глава 1 деревня Койвола — Озерск, май 1963 г.

— Ну Аркадьич, ну ты пойми, ну… — тракторист колхоза «Путь Ильича» Семен Крокотов, не старый еще — лет сорока пяти — мужик с круглым красным лицом и трехдневной щетиной, помял в руках замасленную кепку и, опустив глаза, виновато глянул на собственные грязные сапоги. Нет, сапоги-то новые, и кирза хорошая, да вот — грязь… Так а где ее в деревне нету, коли два дня кряду дождило и только сегодня с утра распогодилось?

— Ну Иван Аркадьевич… Ну ты… ну… Я ж это…

— Вот именно — ты ж… Ты у нас кто? Тракторист! А я — председатель. И у меня за все голова болит!

Иван Аркадьевич поднялся из-за стола, заваленного табелями, скоросшивателями и прочим канцелярско-конторским хламом, и, осторожно поправив бронзовый письменный прибор в виде знаменитой скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница», исподлобья глянул на посетителя.

Пожилой, с недвигающейся левой рукой — рана еще с войны, — председатель колхоза Иван Аркадьевич Чайкин был на селе уважаемым человеком. Да не только на селе, но и в райцентре, в Озерске. Еще бы — фронтовик, партизан с двадцатилетним партийным стажем, да еще и колхоз за три года из отстающих… ну, не прямо чтоб сразу в передовики, но все же из ямы вытащил, за что второй секретарь райкома по сельскому хозяйству товарищ Сатин выразил ему личную благодарность. Ну и грамоту, конечно, выдали — «За вклад в развитие…». Вон она, на стене висит, рядом с портретом товарища Хрущева.

— Ну, это… Аркадьич…

Виноватился Семен — видно было. Потому как человек он совестливый, не какой-нибудь там городской шабашник, а свой, деревенский. А раз просил — значит, очень надо было.

— Эх, быстро вы трудодни позабыли. — Иван Аркадьевич вздохнул, пригладил остатки волос и, одернув синий пиджак с орденскими планками, уселся обратно на стул. Седые усы его уныло повисли, вытянутое морщинистое лицо на миг сделалось каким-то плаксивым, женским. Но тут же вновь стало строгим:

— Тебе зачем отгулы-то?

— Говорю же, сын в институт хочет… Надо в Ленинград ехать, родичей проведать. Что там да как…

— Дак в общежитие же можно.

— Да будет ли еще общежитие-то?

— Эх, Семен, Семен, без ножа ты меня режешь… В самую страду!

— Так пахоту-то закончили… Уж и проборонили.

— А сенокос?

— Побойся бога, Аркадьич! До сенокоса-то еще недели две как раз и будет. Я к тому времени вернусь.

Тракторист вытер выступивший на лбу пот: на левом запястье его было наколото небольшое сердечко и две буквы — «И» и «М». Имя давней зазнобы, грехи юности…

Стоявший на несгораемом шкафу, слева от портрета товарища Хрущева, репродуктор вдруг захрипел и разродился гнусавым голосом диктора:

— А теперь — концерт по заявкам радиослушателей. Для знатной доярки Ирины Матвеевны Кузяевой из колхоза имени Девятнадцатого партсъезда передаем песню Лидии Руслановой…

— Вот и с фермы навоз вывозить некому… — убавив звук, посетовал председатель. — В эмтээсе-то тебя бы не отпустили!

Семен Крокотов лет семь проработал тем же трактористом на машинно-тракторной станции, которая обслуживала пять местных колхозов и два совхоза. Вот уж там — да… там работы хватало: здесь пахоту кончишь, давай в соседний колхоз, потом — в совхозы… Только поздней осенью и отдыхали. А вот когда МТС ликвидировали да технику по колхозам-совхозам раздали, тогда полегче стало… трактористам-то. Председателям же — только лишняя головная боль! ГСМ достань, запчасти выбей, механиков толковых найди…