Уже в резиденции «при выходе из кареты его любезную подхватили солдаты и оборвали с нее [орденские] знаки. Любимец его был встречен криком ругательства»555
, – продолжал французский дипломат. Датчанин уточнил, что Гудовича ограбили и «жестоко избили». Такое обращение с близкими людьми не могло оставить Петра равнодушным. Когда император очутился один, ему велели раздеться. «Он сорвал с себя лету, шпагу и платье, говоря: “Теперь я в ваших руках”. Несколько минут сидел он в рубашке, босиком, на посмеяние солдат»556. В отличие от Рюльера, склонного к театральным сценам, Шумахер все-таки перед отправкой в Ропшу облачил Петра в «серый сюртук».О том, что с бывшим государем обращались плохо, свидетельствовали многие иностранцы. Никто из них не был очевидцем, но город полнился слухами. 10 августа Беранже донес в Париж: «Офицеры, которым было поручено его (Петра III. –
Итак, с Петром III не церемонились, срывали на нем злость, переходя границы дозволенного. А ведь речь шла о гвардейцах, специально взятых из числа наиболее трезвых. «Я отправила свергнутого императора в сопровождении Алексея Орлова, еще четырех офицеров и отряда солдат, людей выдержанных, тщательно отобранных, за двадцать семь верст от Петергофа в место, именуемое Ропша, уединенное и весьма приятное»558
, – писала Екатерина Понятовскому. В автобиографической заметке императрица поясняла то, что опустила в письме: «Чтобы предотвратить его (Петра III. –Мыза Ропша, выбранная для временного заключения государя, принадлежала Кириллу Разумовскому и находилась на полпути между Петергофом и Гостилицами. Подобный шаг Екатерины показывал, насколько она в тот момент доверяла гетману. Его дача казалась ей столь же надежным местом, как и казармы Измайловского полка.
Дом был невелик и представлял собой вытянутую анфиладу комнат по обе стороны от центрального зала. Две из них отвели узнику, поместив в его покоях пару офицеров – по одному у каждой двери. Внешнюю охрану несли солдаты. Под началом Орлова находились камергер Федор Барятинский, преображенцы – капитан Петр Пассек, поручик Михаил Баскаков и поручик Евграф Чертков. Кроме того, в распоряжении Алексея был вахмистр конногвардеец Григорий Потемкин. Письма Петра III и Алексея Орлова из Ропши, помимо прочего, показывают, что в помещении дежурили только офицеры, они же ездили в столицу с посланиями императрице. Видимо, Орлов не слишком полагался на рядовых. Заставить дворян соблюдать дисциплину казалось легче. Но в условиях, когда двое постоянно дежурили, а двое находились в разъездах, для управления сотней буйных голов оставался только один старший. Следует согласиться с мнением московского историка К.А. Писаренко: задача, возложенная на горстку офицеров – была непосильной560
.До места свергнутого императора сопровождали представители Семеновского полка капитан Алексей Щербачев и поручик Сергей Озеров, которые после исполнения приказа отбыли восвояси. Почему избрали именно семеновцев, нетрудно догадаться. Преображенцы и измайлоцы с самого начала переворота находились в конфликте. Шумахер замечал: «Между Преображенским и Измайловским полками уже царило сильное соперничество»561
. Поэтому свергнутого императора доверили семеновцам, которые не вызывали неудовольствия товарищей-гвардейцев и с которыми никто не затеял бы по дороге стычку.Державин вспоминал: «После обеда часу в 5‑м увидели большую четырехместную карету, запряженную больше нежели в шесть лошадей, с завешенными гардинами, у которой на запятках, на козлах и по подножкам были гренадеры же во всем вооружении, а за ними несколько конного конвоя, которые… отвезли отрекшегося императора… в Ропшу»562
. Тот факт, что сравнительно легкую повозку запрягли даже не цугом, а скорее восьмериком, свидетельствует о большой торопливости: Петра спешили увезти из резиденции и хотели, чтобы карета двигалась быстро. Видимо, за жизнь узника действительно опасались. Хотя возможен и обратный ход мыслей: вдруг гвардейцы одумаются и перейдут от желания растерзать царя к его защите? Поведение толпы, тем более пьяной, трудно предсказать. В любом случае поверженного монарха требовалось убрать из Петергофа.