23 мая Сенат поставил Петра в известность о состоянии казны. Это была умная попытка без навязчивых уговоров, одними цифрами объяснить невозможность новой войны. Доход состоял из 15 350 636 руб. Расход – 16 502 660 руб. На войско шло 10 418 747 руб. На личные расходы государя – в «комнату его величества» – 1 150 000 руб. На содержание двора – 603 333 руб. На нужды Малороссии непосредственно в руки гетману – 98 147 руб. На чрезвычайные расходы, включающие покрытие прежних долгов – 4 232 432 руб. Таким образом, дефицит бюджета составлял 1 152 023 руб. Сенаторы возлагали надежду, что сборы с винных откупов, соляных промыслов, налог с черносошных крестьян (все это в годы войны шло на содержание заграничной армии) вернутся в отечество, и недостаток будет восполнен228. Прозрачнее намекнуть невозможно.
Но в том-то и беда, что Петр не собирался отзывать войско из Европы. Напротив, для приведения его в лучшую боевую готовность перед новой войной требовались дополнительные средства. Не случайно еще в начале мая Сенату пришлось отложить на неопределенный срок давно задуманное строительство канала от Рыбной слободы до реки Волхов. Тогда же, 7 мая, Сенат принял решение, чтобы поступавшие в казну серебряные ефимки (иоахимс-таллеры) в оборот не выдавались. Они переплавлялись в отечественные монеты и оседали в казне, «ради умножения серебра в государстве»229. Благородный металл требовалось скопить и придерживать. Шумахер сообщал, что для войны с Данией планировалось «прибегнуть к сокращению обращения серебряной монеты при удвоении медной и удержанию двух третей жалованья у всех гражданских служащих»230. Последнее не имело большого значения, так как денег и так не платили.
11 мая император, впервые после Петра I, приказал остановить каменное строительство и любые денежные раздачи «сверх штатной суммы», последнее выглядело издевательством, поскольку жалованья никто не видел. Причиной было названо «великое число доставляемых к армии» денег231. После такого заявления даже слепой должен был понять, что Россия вновь вступает в войну.
Вместо серебра подданным предлагалась не то что медь – бумага. 25 мая последовал именной указ императора об учреждении банка. «…Не перестаем мы помышлять, – было сказано в документе, – о изобретении легчайшего и надежнейшего средства хождение медных денег облегчить и в самой коммерции удобным и полезным сделать. Учреждение знатного государственного банка, в котором бы все и каждый по мере своего капитала… за умеренные проценты пользоваться могли, и хождение банковых билетов представилось тотчас яко самое лучшее и многими в Европе примерами изведанное средство». В банк было положено сначала два миллиона, а в течение трех лет государь сулил положить еще три.
Надлежало «наделать как наискорее банковых билетов на пять миллионов рублей на разные суммы, а именно на 10, 50, 100, 500 и 1000». Эти билеты направлялись в правительственные учреждения, «откуда наибольшая выдача денег бывает», чтобы их «употребляли в расход как самые наличные деньги, ибо мы хотим и сим повелеваем, чтобы сии билеты и в самом деле за наличную монету ходили». Государь обнадеживал подданных, что банк в любую минуту и без всякой проволочки будет обменивать бумажные деньги на серебро и медь, а последние – на билеты «на равную сумму». Но для того, чтобы жители страны согласились на подобный шаг и понесли свои капиталы в банк, требовалось доверие к государству. А его не было.
Точно так же, как царь «надул» купцов, взявших таможенные сборы на откуп, он мог поступить с теми, кто поместил в банк полновесную монету, а получил – бумажные билеты. Даже в сравнительно благополучное царствование Екатерины II, все-таки сумевшей внедрить бумажные деньги, курсы серебра, меди и банковских билетов были различны. Они колебались в зависимости от войны и мира, неурожая, засухи и в худшие времена при расчетах 15 копеек серебра «променивались» на один бумажный рубль.
Устанавливать же равенство серебряного рубля бумажному, как это было сделано в указе 25 мая, значило либо сильно обольщаться, либо стремиться к отъему благородного металла у населения. Последнее намерение указ просто выбалтывал в заключительных строках: «Передел медных денег в легчайшую монету из тяжелой по прежнему плану неотменно продолжать, но… оной в казну не брать, а велеть, чтоб заводчики отпускали оной больше за море и продавали на ефимки»232. Итак, государство не хотело принимать налоги медью. По крайней мере, владельцы крупных предприятий должны были позаботиться об обмене ее за границей на серебряные деньги, кои и привезти в отечество. Хлопотное, не всегда прибыльное и неудобное к исполнению силами самих «заводчиков» дело.