Из Казанского собора путь лежал в Зимний. «Я отправилась в Новый Зимний дворец, где Синод и Сенат были в сборе, – писала Екатерина. – Тут на скорую руку составили манифест и присягу. Оттуда я спустилась и обошла войска пешком. Было более 14 000 человек гвардии и полевых полков… Мы держали совет, и было решено отправиться со мною во главе в Петергоф, где Петр III должен был обедать»408
. В письме к Понятовскому Екатерина не стала углубляться в вопрос о том, зачем понадобилось составлять «на скорую руку» манифест и присягу. Ведь эти документы уже были тайно отпечатаны Тепловым. Трусоватый и медлительный Теплов не поспел с готовым манифестом в Измайловский полк. Его промедление стало удачей для Екатерины и роковым для тех заговорщиков, которые хотели видеть ее регентшей. После того как вся гвардия признала Екатерину самодержицей, стал необходим новый документ и новый текст присяги.Манифест – несколько косноязычный на современный вкус – задевал в сердцах подданных самые чувствительные струны: еще немного – и от России осталась бы одна Голштиния. «Всем прямым сынам Отечества, – гласил он. – …Закон наш православный Греческий первее всего восчувствовал свое потрясение… Второе, слава Российская, возведенная на высокую степень своим победоносным оружием… отдана уже действительно в совершенное порабощение; а между тем внутренние порядки, составляющие целость всего Нашего Отечества, совсем испровержены». Нарисовав такую малоутешительную картину, составители манифеста от имени императрицы заявляли, что «видев к тому желание всех Наших верноподданных… вступили на Престол Наш Всероссийский самодержавный»409
.Сюда же наконец привезли из Летнего дворца маленького наследника, и Екатерина вышла с ним на балкон, показав собравшимся внизу гвардейцам. Считается, что впечатления 28 июня напугали Павла. «Сей ребенок, узнав о предстоящих опасностях своей жизни, проснулся, окруженный солдатами, и пришел в ужас, которого впечатление оставалось в нем на долгое время, – писал Рюльер. – Дядька его Панин, бывший с ним до сей минуты, успокаивал его, взял на руки во всем ночном платье и принес его таким образом матери. Она вынесла его на балкон и показала солдатам и народу. Стечение было бесчисленное, и все прочие полки присоединились к гвардии»410
.Последние слова нуждаются в уточнении. Единодушие войск, расквартированных в Петербурге, не было полным. Наиболее преданным императрице считался Измайловский. Однако измайловцы, уступали старшинство двум первым созданным в России гвардейским полкам – Семеновскому и Преображенскому. Между ними неизбежно должно было начаться соперничество.
Сама Екатерина так описывает присягу Преображенского полка. «Мы направились к Казанской церкви, где я вышла из кареты. Туда прибыл Преображенский полк… Солдаты окружили меня со словами:
''Извините, что мы прибыли последними, наши офицеры арестовали нас, но мы прихватили четверых из них с собой, чтобы доказать вам наше усердие!.. Мы желаем того же, что и наши братья''»411
.Этими офицерами были – С.Р. Воронцов, брат Дашковой, П.И. Измайлов и П.П. Воейков. Семен Романович вспоминал, как прискакал в свой полк, едва услышав, что в Семеновском и Измайловском провозглашена Екатерина. Преображенцы уже выстроились перед казармами и готовились выступать. Среди них мелькали агитаторы Бредихин, Баскаков и князь Федор Барятинский. Воронцов обратился к солдатам, требуя верности присяге. Трое заговорщиков ничего не ответили ему, ухмыляясь и переглядываясь между собой. Зато к Воронцову присоединились капитан Петр Иванович Измайлов и майор Петр Петрович Воейков, вместе они склонили гренадер на сторону императора, и те даже закричали: «Умрем за него!» Воейков повел солдат к Казанскому собору, чтобы воспротивиться приносимой там присяге. Если бы преображенцы послушались офицеров, приверженцев Петра III, произошло бы кровавое столкновение. Но, на счастье заговорщиков, сзади к колонне гренадер присоединился князь А.А. Меншиков и крикнул им в спины: «Vivat императрица Екатерина Алексеевна, наша самодержица!» И вдруг вся колонна повторила этот призыв. Воейков бросил шпагу со словами: «Ступайте к черту, канальи, е. м., изменники! Я с вами не буду!» – повернул лошадь и ускакал. А Воронцов кинулся к реке искать лодку, чтобы плыть в Ораниенбаум, предупредить императора, но был схвачен. Его преображенцы привели к собору в числе других арестованных как доказательство своей преданности новой самодержице412
.