Тайна соборной горы (СИ)

И это при том, что Александр Третий готовил сына к управлению Россией. Он привлекал его к государственным делам через участие в работе правительства и Государственного Совета. В свое время Николай был Председателем комитета по сооружению Великого Сибирского железнодорожного пути.

А за два дня до своей кончины отец-император в личной беседе дал своему сыну наказ: "Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как нес его я и как несли наши предки… твой дед с высоты престола провел очень много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть… В тот трагический день встал предо мною вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое "передовое общество", зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России… Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя притом, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред престолом всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости… В политике внешней держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства".

Но даже после отцовского наказа душа двадцатишестилетнего Николая была в смятении перед таким поворотом его судьбы, хотя и ожидаемом…

Из  архива моей  памяти

      Родина лечит…В этом убеждаешься всякий раз, когда побываешь дома на родной земле, если, конечно, ты живешь вдалеке.

       Воспоминания детства и юности – твои непременные спутники во все дни и во всех местах, куда бы ты ни шел: вот здесь мы,мальчишки, любили загорать на берегу Большого омута нашей речки Тебзы – внучки Волги и дочки Костромы. А вниз по реке мы ходили на рыбалку до самой Поповой пропасти.

        А вот моя школа – бывшие игуменские палаты древнего монастыря. Я помню как пришел сюда в первый класс, как писали мы свои первые буквы, делали первые шаги  в открытии и познании мира, окружающего нас. Шел поледний год  Великой Отечественной войны и у нас даже тетрадей было мало, а букварь был один на троих. Я помню и как проходил наш выпускной вечер в нашей школе, когда мы после седьмого класса покидали её.

         Почему же родина лечит?

         Мне думается потому, что там на твоей малой родине – в деревне, поселке, районном городке или улице большого города – все твои заботы, горести жизни и работы отступают далеко-далеко. Порой даже кажется, что их и нет вовсе. И ты, вдруг, с радостным удивлением замечаешь, что есть, живет и здравствует та другая жизнь, с которой ты когда-то вольно или невольно простился и которой тебе всегда нехватает.

         С той же радостью ты отмечаешь, что как бы трудно не было в жизни, ты можешь быть принят своей родиной и, если ты перед нею чист, тебе будет здесь всегда хорошо и спокойно. И ты всякий раз будешь благодарно говорить: спасибо тебе, родная земля.

         Не это ли чувство назвал когда-то поэт  «памятью сердца».

                                                  - - -

 Воспоминание детства… В  послевоенное лето я гощу в городе у деда Ивана и бабушки Марфы со стороны отца. Город этот – большая узловая станция Буй, через которую идут поезда на Урал и в Сибирь, в Москву и Ленинград. Там всегда много людей и всего интересного. Мы с моими городскими приятелями, а особенно с нашим соседом Гошкой Царевым  каждый день бегаем на станцию. Нас больше всего привлекают товарные поезда с разбитой военной техникой, которую, мы это знаем, везут в переплавку на уральские заводы.

На открытых платформах этих эшелонов обгорелые танки, искореженные машины, артиллерийские орудия, груды разного лома. Но для нас все это интересно и мы лазаем по платформам, обследуя каждую, достойную нашего внимания машину.

Вот на платформе стоит разбитый немецкий танк. Мы с каким-то страхом забираемся внутрь его. Но там ничего страшного нет. Только грязные от копоти борта, на которых узкими полосками выступают какие-то белые таблички с черными нерусскими буквами на них.

…Там же, на станции, мы увидели однажды пленного немецкого солдата. В длинной шинели с поднятым воротником он стоял у большого ящика с отбросами и тщательно копался в его содержимом. Вид его был жалок, но жалости мы к нему не испытывали. Впрочем, ненависти тоже.