Тайна сокровищ Заколдованного ущелья

Наблюдавшие эту сцену гости снова закричали «ура». Тем временем толпа, заполнившая пространство между накрытыми столами, пришла в движение, аплодисменты стали громче, послышались «добро пожаловать», «милости просим», и люди расступились, пропуская вновь прибывшего именитого гостя, который, шутливо смеясь, хотя и с трудом, пробивал себе дорогу к террасе. Трихвостень представил его, оказалось, что господин – давний и закадычный друг такого-то и всех прочих. После обмена приветствиями, раздачи автографов поклонникам, объятий и поцелуев вновь прибывший подошел к микрофону, собрался с мыслями, кашлянул, как положено, и начал:

– Я, как и мой друг, любезнейший Зейнальпур… – Тут он замолчал, а Трихвостень в смущении заерзал. Новоприбывший, очевидно, считал момент подходящим для криков «ура», однако собравшиеся, основываясь на собственном опыте и профессиональном чутье, его таковым не сочли, так что оратору пришлось начать в новый кон: – Я поздравляю прекрасную невесту и счастливого жениха!

Теперь грянуло «ура».

А знаменитый гость продолжал:

– Если и существует повод для стихов, то таким поводом является сочетание узами брака прекрасной невесты и достойного жениха. Я испытываю истинное наслаждение от этого великолепного празднества и поэтому прочту вам свое стихотворение, но поскольку… поскольку… – Он запнулся: шум молодых кутил, дробь барабанов и подзадоривающие выкрики не давали ему сосредоточиться. Жених забеспокоился. Трихвостень, помявшись немного, предложил гостю продолжать. Гость, который был знаменитым поэтом, опять заговорил: – Обычай требует, чтобы я сам прочитал свои стихи, – на столь пышном собрании поэт непременно должен читать лично. Но чтобы придать стиху большую красоту, я прошу разрешения у жениха и невесты поручить это дело одной прекрасной девушке, присутствующей здесь. – Тут он извлек из кармана листок и вручил его девушке.

Девушка, после полагающихся в таких случаях аплодисментов, улыбкой поблагодарила собравшихся, огляделась и приступила к декламации. Она была хороша собой и держалась совсем просто. Во время чтения она не складывала губки бантиком, нет, ее уста раскрывались и закрывались, словно китайские бумажные веера, а ресницы взмахивали не томно, а весьма решительно, она не принимала живописных поз в конце каждого бейта [25], когда звучал аккомпанемент, не опускала очи долу, не выжимала из себя профессионального оживления и пафоса, суровости и мистической отрешенности, не изображала Нефертити, супругу Аменхотепа, не говорила голосом простуженной девчушки, которая переминается с ноги на ногу и молит отпустить ее поскорее, она не повторяла по два раза каждое полустишие, читала не при свете свечей, не под соловьиные трели, розовые бутоны не распускались при звуках ее голоса, солнце также не устремлялось по волнам горизонта на челне заката… Словом, она была красивой и естественной, ничуть не походила на профессиональную чтицу. Возможно, все это происходило оттого, что ей просто было холодно, а может быть, она была начинающей. Вот что она прочла:

О счастья волшебство, о многогласье пира!
Восславить торжество моя мечтает лира.
Сладчайшая краса Фархада [26]

увенчала –Вкушать ему дано лобзания кумира.
Сколь много ты радел душою благородной –
И сердцу чистому бог дал усладу мира.
Средь этих гор и дол познал ты труд великий
И здесь воздвиг свой дом, словно дворец эмира.
Наградой за труды и помыслы благие
Послужит замок сей из злата и порфира.
Достойный муж, внемли теперь словам поэта…

Жениху, однако, не хватило терпения внимать дальше, да и с самого начала он не очень-то слушал. Мысли его были заняты кое-чем поважнее. Нагнувшись к Трихвостню, он произнес:

– Деревенские-то не пришли. Зачем же я проволоку натягивал?

– Вы ведь изъявили желание, чтобы их не было, – возразил Трихвостень. – Вот они и не пришли. По собственному почину остались по ту сторону проволоки.

Жених, вспылив, рявкнул:

– Все дело испортили! Они должны были прийти, это мы их оставили бы за колючей проволокой.

Трихвостень, который всячески пытался жестами призвать его к молчанию – ведь стихи же читают! – тихо и строго сказал:

– Их собственная ограда гораздо надежнее. Да и вам забот меньше.

Девушка, заканчивая чтение, проговорила:

И пусть мой стих на память сохранит
И донесет до вас дыхание зефира.