Тайна Спящей Охотницы

И Кит заорал, не слыша себя… Заорал от неистовой боли, в которую превратилась вся левая рука от запястья до ногтей, что словно рвались прочь с пальцев!

И Кит выбросил левую, разрушительную руку вперед — целя прямо в глаза Спящей Охотницы…

И мир раскололся в невообразимой вспышке ослепительной и прожигающей плоть до мозга костей… Наверно, так вспыхивают сверхновые звезды в бескрайней черноте Вселенной!

И тут же загрохотало, загремело сверху и — обрушилось всею твердью земной…

Удар колокола.

…Это Кит превратился в звон колокола, взлетающий к небесам…

Его закружило. Не страшно, размашисто и весело. Он весь превратился в вихрь-звон… звон-вихрь — сильный и невесомый, спорящий с любым тяготением любой планеты, любой звезды — даже с притяжением какого-нибудь грозного красно-белого гиганта, в миллиард раз больше маленького Солнца, с притяжением любой галактики. Даже черные дыры были ему теперь нипочем.

Киту стало жутко радостно — он взлетал из чужих подземелий, из чужих времен вверх, на поверхность Земли, а потом — он уже предвкушал это — к чистым небесам… Но ни с того, ни с сего он испугался… и как в далеком детстве душой рванулся к маме… И увидел.

Увидел маму и увидел, что маме самой очень страшно. Она сидела в полутемном замкнутом пространстве, а вместо звезд на небе светили надписи «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ».

Кит вспомнил-увидел салон самолета, в котором он летел вместе с мамой, дурной запах металла и пластика, запущенного в земные высоты.

Мама сидела с маской-присоской на лице, вжавшись в спинку кресла. Руками она лихорадочно теребила свою заветную сумочку с главными, мелкими ценностями путешественника. Она что-то перебирала, так борясь со стрессом, вынимала и засовывала обратно…

Кит ясно увидел, как вместе с пачкой влажных салфеток мама прихватила пластиковую карточку, оказавшуюся на невидимой стороне пачки и скользнувшую через край сумки вниз, когда мама доставала очередную салфетку. Пластиковая карточка VISA упала вниз, между маминых ног — под кресло.

Кит, не успев удивиться своей бесплотности, рванулся за ней сквозь кресло и сквозь маму, попытался поднять карточку, но не смог схватить ее — пальцы проскальзывали сквозь такую примитивную и ненужную реальность. Кит отлетел назад и выше, позвал маму шепотом, потом — криком, но она не обернулась, продолжая суетиться в крохотном пространстве рук и сумочки.

Так и не осознавая происходящего, Кит, однако, принял самое верное решение — раз у самого ничего не выходит, значит надо скорее позвать папу, чтобы он помог маме, нашел и поднял важный предмет, который мама, чего доброго в этой панике потеряет. А потом будет очень жалеть.

Он позвал папу — и превратился в дуновение зова, пронизавшего пространство и время.

И увидел папу — тоже в полусумраке. И у папы тоже всё было не в порядке. Папа стоял на лестничной клетке перед дверью квартиры и ковырял в замке каким-то дурацким погнутым гвоздиком. Вид у него был сосредоточенный, сердитый и безнадёжный. Потом папа разозлился и швырнул гвоздик в сторону. Гвоздик звякнул о плитку пола.

Кит стоял рядом, ничего не понимал, звал папу, а папа ни на какие зовы не откликался.

И вот Киту стало страшно по-настоящему… И страх взорвался в нем… вернее под ним… и запустил его вверх, сквозь этажи и перекрытия — в темные, ночные небеса.

Только звездные небеса над домом на улице Космонавтов оказались то ли бумажными, то ли просто виртуальными — 3D-спецэффектом… Кит пробил их, как поверхность морской воды, всплывая-взлетая к Солнцу — и взлетел подхваченный, охваченный и радостно ослеплённый невиданным живым светом, что наполнял эту новую, невиданную вселенную вместо вакуума привычной астрономической вселенной, не обещающей ничего хорошего, и вместо домашнего, надземного космоса, который так героически буднично покоряли космонавты, американские астронавты и китайские тайконавты.

Здесь — в настоящем и родном до беспредельности мире — было так дивно и хорошо, что Кит на миг забылся. И ощутил рядом с собой чье-то радостное присутствие, которое никак нельзя было назвать чужим. Кто-то был рядом, с кем стало не страшно, а тепло и спокойно отныне и во веки веков. Хотя этот кто-то был не мамой и не папой.

Кит робко обернулся и почувствовал, как приятно и насквозь — до самых глубоких страхов и уже ненужных и пустых мыслей-вопросов, испаряющихся в эти святые мгновения, — печёт ему висок…

Он увидел только силуэт, обрамлённый теплым радужным окоемом… Потом, после возвращения, — в земной, бедной образами и пространством жизни, появится смешное определение — «святой водолаз»… Нет, не «водолаз» а «космонавт» — да ещё с раскинутыми на сотни-тысячи световых лет ослепительными, лучистыми крыльями. Все земные сравнения смешны и неказисты. А Кит пока не был ни поэтом, ни просто крещёным отроком времен града Китежа. Он просто жил на улице Космонавтов в Москве, вот и понимал всё, как мог.

«Возвращайся!» — услышал он удар звонкого надмирного колокола всей душой, всем собою…

…И по океану золотисто-радужных крыльев, в коих искрились и мерцали все галактики вселенной, прокатилась волна-вздох.