В восемь часов, наскоро проглотив завтрак (я даже забыл сказать маме «спасибо» за чудесные коржики, которые она купила специально для меня), я вышел с Кафи на улицу. И вот первая неожиданность! На улице Птит-Люн стоял густой туман. Я побежал в Пещеру. Корже, Стриженый, Гиль и Бифштекс были уже там; по их лицам я понял, что они тоже провели беспокойную ночь. Вскоре пришла Мади. Сапожник сильно задержался, но не по своей вине. Вчера его мама целый день работала, поэтому проснулась поздно. Не мог же он уйти, не поцеловав ее и не поздравив с праздником!
— Пошли! — решительно сказал Корже. — Нужно спешить.
По пути нам не встретилось ни живой души. Лионцы отсыпались после встречи Нового года. В городе было сумрачно; казалось, день никогда не настанет. На набережных еще горели фонари.
Накануне, возвращаясь из комиссариата, мы решили спрятаться за парапетом набережной, на карнизе, образованном выступом широкой колонны. Впрочем, в этом тумане можно было не опасаться, что нас кто-нибудь заметит.
…Пробираясь вдоль стен, словно заговорщики, мы добрались до моста Сен-Венсан и перешли по нему поодиночке, чтобы не привлекать к себе внимания. Затем, перепрыгнув по очереди через парапет, приземлились на карнизе. Если мы присядем на корточки, с набережной нас не заметят.
Кафи понял, что мы чего-то ждем. Вместо того чтобы носиться по набережной, он лег рядом со мной.
Осторожно поднимая головы, мы следили за происходящим. Машин на набережной почти не было, проехало только несколько легковушек. Человек, который должен был подтолкнуть слепого под колеса, еще не пришел. Полиции тоже не было видно. Невозможно было представить, какая драма должна здесь разыграться.
Девять часов! Ничего не происходило. Туман и не думал рассеиваться. Фонари все еще горели, машины ехали с зажженными фарами. Нас пронизывал влажный холод, на одежде расплывались мокрые пятна, Кафи то и дело отряхивался, обдавая нас брызгами.
Половина десятого! Нас все больше донимали холод и беспокойство. Приедет ли полиция?
Может, комиссар только сделал вид, что поверил вам? — заволновался Бифштекс.
Нет, — возразила Мади. — Ты не был у него в кабинете, а мы были. Вид у него был самый решительный.
Без двадцати десять! Внимание! Какой-то темный, кажется черный, автомобиль Затормозил у тротуара, метрах в двухстах от моста. Из-за густого тумана его плохо было видно, однако по очертаниям Корже определил, что это большая машина, похоже, иностранной марки. Из автомобиля никто не вышел. Наверное, это приехал человек в сером пальто.
Без десяти… Тревога нарастала. Набережные понемногу оживлялись. Машин становилось больше. Пробегали прохожие с поднятыми воротниками, пытаясь спастись от ледяного тумана. Черная машина все еще стояла у тротуара, она лишь переменила место: перед ней припарковался другой автомобиль, и водитель черной машины объехал его, чтобы не терять из виду мост.
Десять часов! Сапожник, выглянув из-за парапета, заметил двух человек, стоящих на тротуаре. Он узнал Курчавого и его сообщника. Но где полиция? Корже пытался нас успокоить:
— Не волнуйтесь. Комиссар действует осторожно. Полицейские появятся в последнюю минуту…
Десять минут одиннадцатого. Ничего не изменилось. Двое мужчин ходили туда-сюда по тротуару, будто не замечая машину, стоявшую у поребрика. Может, мсье Воклен не решился выйти в такой туман? Впрочем, туман ему не помеха. Или малыш Тонен отказался к нему идти? Но тогда и Курчавый не пришел бы сюда!
Прошло еще минут пять. Я рискнул высунуть голову. Курчавый и его сообщник крепко пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Все ясно: они увидели, что по улочке спускается слепой. Мсье Воклен!
Мы все вскочили, как по команде. Несмотря на туман, ошибиться было невозможно: это был силуэт нашего старого друга. Он шагал неуверенно, но быстрее, чем обычно. Бедняга! Ему сказали, что его собаку видели на набережной, он спешил ее найти… Как и предполагал Курчавый, он шел именно по этому тротуару.
До мостовой оставалось всего сто метров… пятьдесят… Курчавый, отойдя на безопасное расстояние, наблюдал за происходящим издали. Его сообщник, видно, подсчитывал, сколько шагов нужно сделать, чтобы подойти к старику ровно в тот миг, когда он окажется напротив моста.
Мы тщетно пытались обнаружить хоть малейший признак того, что полиция готова вмешаться в события. Кровь билась у меня в висках, сердце отчаянно стучало… Сидящая рядом Мади дрожала, словно осиновый листок. Она бессознательно сжимала мою руку, больно впившись в нее ногтями.
Сообщник Курчавого подошел к слепому. Он разговаривал с ним, одновременно ища глазами машину. Ну где же полиция? Волнение наше достигло предела: Ведь мы рядом, мы можем еще подбежать! Неужели нам суждено стать свидетелями ужасной драмы?
Тут водитель черной машины просигналил и тронулся с места. Его сообщник взял слепого под руку. Мне хотелось зажмуриться, чтобы не видеть дальнейшего… Какие страшные эти минуты ожидания! Ну скорее, полиция, скорее!