— Вы сказали, что, когда вытащили кота, в колодце труп человека находиться не мог. Так?
— Так.
— Сразу после случая с котом колодец закрыли бревнами. Как же в него мог попасть человек?
— Откуда я это знаю, — Столбов осторожно стряхнул в ладонь папиросный пепел, помолчал. — Только колодец-то после кота закрыли не сразу, а, наверное, через неделю. Может быть, за это время кто и ухнул туда.
— Через неделю?
— Может, поменьше, но только не сразу. Помню, перед тем как закрыть бревнами, я в него самосвал земли ссыпал.
— Земли? Откуда?
— Школу у нас строили, котлован под фундамент рыли. Бригадир приказал мне заехать на стройку, нагрузить экскаватором земли и засыпать колодец. Одну ездку сделал. Надо было еще разок или два привезти, чтобы полностью засыпать, а у строителей, как на грех, экскаватор забрали на другую стройку. Тогда и решили бревнами сверху закрыть.
«Вот откуда в колодце всякий хлам. Но флотская пряжка, пуговица, кости человека?.. Попали они с землей от школы или?..» — подумал Антон и спросил Столбова:
— Вместе с землей кости могли попасть в колодец?
Первый раз за время разговора Столбов улыбнулся, однако улыбка эта получилась какой-то виноватой.
— Если бы знал, что через столько лет попаду на допрос, перерыл бы в кузове всю землю, которую насыпали мне, — сказал он. — Только в ту пору я ж этого не предполагал. Ухнули в кузов пару ковшов, привез ее к колодцу и шуранул туда. Самосвал ведь лопатой не разгружают, а высыпающуюся из кузова землю или другой груз шоферу не видно при разгрузке.
— Постарайтесь хоть что-нибудь еще припомнить, — уже умоляюще попросил Бирюков.
— Я же говорю, не предполагал попасть на допрос.
Антон поднялся из-за стола, подошел к окну и, глядя в него, сказал:
— Это не допрос. Мне хочется узнать ваше предположение, как человеческие кости могли попасть в колодец?
— Что я могу предположить? Убивать у нас некому. Разве, прохожий какой по пьянке свалился… Только мне, например, не известно, чтобы у нас в округе кто-то бесследно терялся, — Столбов отогнул рукав комбинезона, посмотрел на часы. — Ехать, вообще-то, мне надо. Запурхался с ремонтом цилиндра, председатель и так уж сердится.
Легок на помине, в кабинет заявился Чернышев. Разведя руками, он с упреком уставился на Столбова:
— Витька, голубчик, ты уедешь сегодня или нет?
— Я что? Я хоть сейчас… — Столбов взглянул на Антона.
— Все еще не переговорили? — Чернышев опустился на свое место за столом, вздохнул: — Ох, заждались нашей помощи соседи. У вас еще надолго разговор?
— У меня все, — сказал Бирюков. — Пусть едет.
Столбов быстро поднялся, подошел к двери и на секунду задержался, будто хотел что-то сказать.
— Поехали, голубчик, поехали, — нетерпеливо махнул ему Чернышев. — Да смотри там, не подведи наших. Работай, как дома!
— Когда я подводил? — хмуро буркнул Столбов и вышел.
— Толковый парень, — сказал Чернышев, глядя на закрывшуюся за Столбовым дверь. — Не вовремя лишь жениться надумал. Сенокос поджимает, а он — свадьбу…
— Уж очень неразговорчивый, — заметил Антон.
— Это точно. Разговор из него хоть клещами вытягивай. Еще один такой «говорун» у нас есть. Сенька Щелчков — шофер, который сегодня нас возил. Правда, тот как испорченный электрозвонок: трезвого не включишь, пьяного не выключишь. Ну, Сенька, понятно — на трезвую голову стесняется своего заикания, а этот складно говорить умеет. Раз на общем собрании подзавелся. Так, скажу тебе, такое выступление закатил, что колхозники прямо как народному артисту аплодировали. А пока не заведется, молчит. Хорошо — молчит, плохо — молчит тоже, — Чернышев устало потер виски. — Что вытянул из него?
— Воду, оказывается, из колодца для питья не брали…
— Как не брали?
— Плесневелая была, тиной отдавала, — словами Столбова ответил Антон и пересказал содержание разговора.
Чернышев долго сидел молча, тер белые от седины виски, словно у него сильно болела голова.
— Это для меня новость, — наконец сказал он. — А кто давал команду землей колодец засыпать?
— Говорит — бригадир.
— Ведерников? Вот хрыч — мне ни слова об этом.
Чернышев задумался, и Антон услышал, как нудно бьется об оконное стекло крупная муха. Тяжесть неоправдавшейся надежды навалилась на Бирюкова. Еще утром он надеялся блеснуть своими познаниями криминалиста, хотелось взяться за сложное дело, которого ждал с первого дня работы. Вспомнилось, как после телефонного разговора с подполковником радостно екнуло сердце, как боялся, что за расследование возьмется Кайров. Утром казалось, стоит приехать в Ярское, ухватить за конец ниточки, и пойдет, и пойдет распутываться клубок забывшегося от времени преступления. Вместо этого — день проходит, а ни ниточки, ни клубка и в помине нет. Сплошной туман. Кости пожелтевшие, может, им сто лет в субботу будет. Упоминал же Кайров подобный случай. Опять же — флотская пряжка, пуговица с якорем…
— Маркел Маркелович, — Антон резко повернулся к Чернышову. — У вас в селе есть бывшие моряки?
Чернышев задумался.