Это пришло, когда она впервые заболела в шесть месяцев. Скорее всего, дело было в прикормке или какая-то инфекция проникла в детский кишечник, но она орала и выгибалась от боли в животике, а я сходила с ума от страха за нее, пока не прибежал папа с работы и стал как-то ее лечить. И я почувствовала это – желание защитить от всего и всех. Я смотрела, как она жует мой сосок, вытягивая молоко, и такая нежность переполняла меня и вина за свое безразличие...
Я любовалась крохотным личиком и малюсенькими цепкими ручками и, кроме всего прочего, опять тот страх заползал в душу – недоглядеть, потерять самое дорогое… как его. И пришло отчетливое понимание, что бояться за нее я теперь буду постоянно, пока жива. И я теперь понимала своих родителей, так хорошо понимала, что они тогда пережили из-за меня.
Дом, в котором мы жили, находился во второй линии от моря. До воды идти было от силы минут пять. Мне нравилось здесь. Участок в пятнадцать соток был небольшим, но радовала привычка южных жителей ставить высокие заборы, отгораживаясь от соседей. У нас был свой скрытый от всего света маленький мирок. Старый сад с высокими плодовыми деревьями давал много тени. Я впервые увидела, как вызревают персики, абрикосы и виноград. Он увивал всю длинную подъездную дорожку, ведущую к дому, взбирался по железным прутьям, выгнутым дугой. В конце лета тяжелые фиолетовые, изумрудные и янтарные гроздья висели прямо над головой в доступной близости.
Пока родители были на работе, мы с Мирой почти весь день проводили во дворе. Папа приволок с пляжа две тачки песка, высыпал его в тени, а рядом на солнышке мы поставили пластиковое корыто, в котором она плескалась в теплой водичке и где я предварительно отмывала ее от песка, унося в дом. Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Переделав домашнюю работу, я устраивалась рядом с ней на шезлонге и наблюдала, как она возилась со своей лопаточкой и ведерком. Выходить на пляж мне было противопоказано – имелся опыт и когда желание искупаться в море становилось особенно сильным, папа отвозил нас всех на маленький глухой пляжик, где я отрывалась по полной. А так – работа в огороде, шезлонг и покрывало, душ во дворе вполне обеспечивали мне красивый загар. Я отрастила волосы до той самой длины, которую считал необходимой Мир. Они немного выгорели на солнце и приобрели отчетливый каштановый оттенок.
После беременности и родов я почти не поправилась, но тело приобрело какие-то особенно мягкие и рельефные обводы и очертания - грудь немного увеличилась, слегка раздались бедра. В общем, проблем не стало меньше, скорее наоборот. Сложность была еще и в том, что город был южным, климат жарким и скрываться под слоями одежды было невозможно.
Я покупала себе просторные и длинные тонкие балахоны, скручивала волосы на затылке и пряталась под очками и широкополой шляпой. Только так можно было спокойно выходить в курортный город, переполненный отдыхающими мужчинами. Иногда вечером, посадив Миру в колясочку, мы всей семьей выходили погулять на набережную. Но это было редко, потому что папа очень уставал на работе, и таскать его за собой после рабочего дня я жалела.
В общем, жила я почти затворницей, хотя и строила планы на будущую трудовую деятельность. Например, я могла пойти в строительную фирму чертежницей. Здесь была такая, специализирующаяся на постройке коттеджей. И главой ее была женщина, что тоже было важно. Еще можно было пойти учителем рисования в школу. Творить картины я не могла, но рука у меня была твердой, и перерисовать я могла довольно прилично.
Уже и хотелось выползти, наконец, со двора. Мира уже давно ела человеческую пищу, как говорила мама, и подросла. Вполне можно было оставлять ее дома с мамой, если бы я нашла хорошую работу. А то она просиживала в своем музее целые дни за копейки.
Так в один из жарких августовских дней мы сидели с Мирославой в саду. Я вытянула ноги на солнышко, прячась сама в тени, а дочка, одетая в трусики и косыночку, лупила лопаточкой по песочку, политому водой.
За нашим забором зашумел мотор легковой машины, зашуршали шины по раскаленному асфальту, и стало слышно, что она остановилась возле калитки. Папа приехал раньше с работы? Похоже – да. Я с улыбкой смотрела, как мужская рука привычно достает из-за забора задвижку и отодвигает ее в сторону. Калитка открыва-ается и заходит… Ярослав, держа за руку какую-то девушку. Делает пару шагов по дорожке под аркой из винограда, натыкается взглядом на меня и застывает, как и я.
Улыбка медленно сползает и с моего, и с его лица. Мира стучит лопаточкой, и он опускает взгляд на нее. И тут меня отпускает, я выхожу из ступора. Я уже способна ответить на его вопрос:
- Что ты здесь делаешь?
- Живу.
- Почему?
- Позвони, спроси у своего отца. Он все объяснит.
Тут отмирает и девушка, и спрашивает: - Это кто?
Ярослав, не отвлекаясь на ее вопрос, опять обращается ко мне: - Ты здесь одна?
- Почему одна? Количество жильцов прописано в договоре, все официально и законно оформлено.
Девица никак не уймется: