Я согласилась и он ушел. Что тут можно было сказать или сделать? Он разжевал мне все и положил в рот, образно говоря, как слабоумной. Умный дядька и очень опасный. От него просто мороз шел по коже. Я не сомневалась, что он костьми ляжет, чтобы не допустить меня на трон. Как будто я к этому стремилась...
Я действительно сразу не поверила ему, что Ярослав отказался от меня. Но это его предложение посмотреть… я посмотрю. Чего-то такого я и ожидала, никак не решаясь сделать шаг навстречу. И то, что, похоже, оказалась права, меня совсем не радовало.
Я опять потянулась к нему, я решилась, больше того – я поверила. Он убедил меня и словами и действиями в своем чувстве. Возможно даже, что он был искренен тогда, но сейчас соблазн оказался слишком велик – трон, власть, экзотика, сказка. Он согласился с этим их обнюхиванием и даже поцелуем? Это меняло все. Если это правда, то смысл настаивать, как тот сказал? Нет никакого смысла. А то, что внутри все сжалось и замерло, готовясь болеть…
За мной пришли через некоторое время. Несмотря на настоящую ситуацию, я все равно чувствовала себя неловко рядом с мужчиной, сопровождающим меня – немытая, нечесаная, босая, в жутком одеянии, пропахшая вонью этой камеры. Это унижало, хотя и не зависело от меня.
Мы прошли довольно длинным путем по коридорам этой то ли тюрьмы, то ли крепости. Вокруг поднимались темные каменные стены. Двери, окованные металлическими полосами, встречались редко, как и отходящие в стороны узкие коридоры. Камень пола не просто холодил босые ноги, а буквально вымораживал все внутри, проникая к сердцу.
Вошли в небольшую темную комнатку, он предложил мне табурет и показал окошко, в которое я могла наблюдать церемонию. Я села, поджав замерзшие ноги. Просторный зал, просматривающийся из окна, пока был пуст. Мы ждали. Потом послышался отдаленный шум, шаги, разговоры и в зал вошли люди.
Ярослав в джинсах и свитере смотрелся экзотично на фоне то ли колетов, то ли жилетов, пышных рукавов рубах и бархатных штанов. Он осматривался и, судя по всему – нервничал. Мой Ярослав… Я впилась в него взглядом, затаив дыхание. Всей душой тянулась к нему и мысленно просила спасти меня… не бросать. Не верю, не верю, черт возьми! Не может он!
А он, оглядываясь, заговорил о чем-то с окружающими его мужчинами. О чем был разговор – я не слышала. Только гул, отдельные звуки. Ему, похоже, предложили сесть в кресло. Он сел. Прошло некоторое время в ожидании, потом дальняя дверь открылась и в зал вошла девушка. Я замерла, заледенела, оцепенела, застыв на своем табурете. Что-то в груди разом ухнуло вниз, сжимая, придавливая внутренности, стягивая их тугим узлом…
Это была милая девушка… и двигалась она, как все они тут – грациозно и плавно. На вид лет шестнадцати – семнадцати, по их законам - еще ребенок. Она была одета в великолепное платье, наверняка очень дорогое. И его светлый цвет, и целомудренный крой подчеркивали и заявляли ее невинность, как и скромная толстая коса, перекинутая через плечо. Она не поднимала глаз, прикрывая их ресницами, но черты ее лица были чистыми и приятными. Она прошла и стала перед Ярославом. Он молча смотрел на нее. А я медленно умирала, глядя на это. Я начинала верить тому мужику и …отчаянно надеялась все еще на что-то.
Ярослав встал, подошел к девушке и медленно наклонился к ней, очевидно пробуя на вкус аромат ее тела. Замер. Я не дышала… Он поднял ее лицо двумя пальцами, заставив взглянуть на себя, и потянулся к губам… Припал длинным поцелуем.
Я встала с табурета, молча пошла к выходу. Так же молча прошла обратный путь до своей камеры. Ее заперли опять, мужчина ушел. Казалось, что тот холод каменных плит пола дошел, наконец, до головы, выморозив там все и не давая полностью осознать то, что случилось. Иначе как я еще держусь?
Надо бы биться головой о стену, кричать, плакать, выпустить из себя эту невыносимую боль. А я ходила по камере с сухими глазами и уговаривала себя – у меня есть Мирослава, есть папа, мама. Они – мое все. Я найду Лизку, и она вернет меня к жизни, расставив все по своим местам и назвав правильными словами. Да я свяжусь с Антонио и он… что он? Не знаю, посмотрим - что? Но так случилось, что он – один из якорей, который меня держит. Тем своим уважительным и трепетным отношением. А это - жизнь, так бывает... Плохо, что часто, но время лечит – я знаю это.
Дверь в камеру распахнулась, и в нее ворвался Ярослав. Я молча смотрела на него, стоя у стены. Он кинулся ко мне, обнял, прижал к себе. Руки у него дрожали. Я не двигалась, опустив свои. Тот мужик стоял за его спиной и смотрел на меня.
- Аринка, с тобой все в порядке? Скажи, не молчи, пожалуйста. Что с тобой сделали?
- По голове ударили, довольно сильно. Сотрясение мозга, скорее всего. Поблевала немного, а так – все в порядке, – глухо выдавливала я из себя.
- Кто? – развернулся Ярослав к сопровождающим, – кто, я спрашиваю?
- Исполнитель, Ваше Высочество. Мы сожалеем, что так получилось, уже принесли свои извинения. Она поняла необходимость данного…
- Кто, мать вашу, отдал распоряжение ударить ее? Я спросил!