«А еще он очень похож на польского актера Збигнева Цыбульского из фильма «Девушка из банка». Фильм интересный, детектив. Наверное, именно его ты и видел».
Назавтра Катерина заявилась прямо с утра, часов в девять, и, пока Женька заваривала чай, со смехом пересказывала вчерашний визит в милицию.
– Игорь, вот же дурачок, такую чушь спрашивал. Все про ветер, про крышу нашу… Вот ведь заняться нечем совсем. А? Как думаешь?
– Думаю, в милиции служба серьезная.
– Это ты слишком серьезная… Вообще, вон смурная вся. Случилось что? Не с той ноги встала?
– Да так…
Женя, естественно, не стала рассказывать про письмо, да подружка особенно ни о чем ее и не расспрашивала, так, болтала просто.
– Вчера Вальку Корякину видела, из десятого «Б». Прическа – мама дорогая! Тут вот все выстрижено, а тут как бы каре, но распущено все, и челка с начесом на самые глаза. Неужели на танцы так вот и явится? А она может. Как и подружка ее, Светка… Видала, как она вчера? Нет, ну ни стыда ни совести – считай, голышом! Все ради Толика, уж я-то знаю…
– Так у вас с Анатолием что, серьезно все? – поинтересовалась Колесникова, выложив на стол, рядом с проигрывателем, разноцветные конверты с пластинками. – Ну, выбирай, что слушать будем.
– Ух ты! Как много у тебя всего, – перебирая конвертики, восхитилась Катя. – Эдит Пиаф… «Прекрасная история любви»… На французском языке – ну, это и так понятно, раз уж Пиаф. Чего подписывать-то? Для совсем уж темных? Та-ак… Марлен Дитрих… Музыкальный калейдоскоп… Поет Колетт Ренар… А это кто еще? Тоже французская?
– Ну, такое себе, – честно призналась Женька. – «Опавшие листья» Ив Монтан лучше поет.
– Так Магомаев-то где?
– Да вот же – «Лучший город земли»!
– Ставь, ставь скорее! Да, а с Анатолием у нас… я даже сама не знаю как… – Усевшись на софу, Катя вытянула ноги. – Уж хотелось бы, чтобы по-серьезному… Да он серьезно, по-моему, вообще ни с кем. И напрасно Кротова, змеюга, надеется! Между прочим, он меня сегодня пригласит на вальс. Ну, или на какой другой танец… Вот точно пригласит, веришь?
– Ну-у… не знаю…
– А я знаю! Пригласит. И ты увидишь, какое лицо будет у этой дуры Кротовой!
– Ты это… С Кротовой бы поосторожнее. Всякое про нее говорят.
Предупредив подругу, Женька аккуратно опустила иглу на бороздки пластинки…
Послышался слабый треск…
– «По переулкам бродит лето…» – бодро запел Магомаев.
Откинувшись на софе, Катерина закрыла глаза от удовольствия.
Нынче она не заплела косу, а заколола волосы перламутровой заколкой. После окончания песни вопросительно взглянула на подружку:
– Ты что молчишь? Идет мне прическа-то или… не совсем?
– Очень идет! – моментально заценила Женька. – Ты прям как артистка!
– Вечером еще начес сделаю и стрелки. – Вскочив, Мезенцева посмотрелась в зеркало. – Тебе тоже стрелки подведу. И губы накрасим, у меня помада есть, последний писк – перламутровая!
– Ой, Катька… – засомневалась Женя. – Помада, говоришь, стрелки… А как же мы по улице-то пойдем? Светло ведь еще будет, да и людей полно. Обязательно родителям доложат!
– А мы по Южной, лесочком… А губы можно и за клубом накрасить… А потом – стереть.
– Вот-вот, стереть не забыть бы.
– Эй, подруга, – покривлявшись перед зеркалом, обернулась Катерина. – Тебя вообще родители-то отпустят?
– Отпускали же. – Женька немного обиделась за родителей. – Тем более экзамены-то я хорошо сдаю. Даже математику – на четыре!
– Ну да, ну да, ты же у нас умная. Снова блузку наденешь? С белой юбкой и гольфами?
– А что еще-то? Ты ведь тоже в синем платье пойдешь?
– Ну да… Эх, жаль, что ты такая тощая! А то бы поменялись.
– Ага…
Небогато еще жили, откровенно говоря, бедно, особенно здесь, в провинции. Это и еды касалось, и всякого рода вещей, и одежды. Из чего-то праздничного, так сказать, на выход, обычно имелось что-то одно, много – пара. Красивое платье либо блузка и пиджак. Лучше, конечно, блузка – ее можно было с разными юбками носить, у кого они имелись. О брюках же провинциальные барышни пока что даже и не помышляли. Впрочем, время летело быстро… Еще года три назад странно было бы с распушенными волосами появиться, обязательно – заколка, а лучше – благонадежнее! – заплести жиденькие такие косички с коричневатыми лентами. Раньше – только так, а вот нынче… Нынче и с распущенными волосами можно стало. Правда, бабуси вслед плевались по-прежнему, могли и нехорошим словом обозвать – запросто!
Близкие подруги обычно одежкой менялись и не видели в том ничего зазорного. Юбку и блузку – на платье, платье – на приталенный, с накладными карманами пиджачок, по-иностранному – блейзер.
– Надо все-таки крышу покрыть, – вспомнила вдруг Катерина. – А то придет Макс из армии, а у него в сарае все сгнило! Скажет: ну и сестрица.
– Так вам нанять надо кого-нибудь незадорого. – Женька покивала и призадумалась, забавно наморщив лоб. – Я могу дядюшку попросить… Только он… Он, скорее, за водку только согласится…
– Маленькая в «Заре» – рубля полтора, – тут же прикинула практичная Мезенцева. – Пойдет! Плюс еще – чем покрывать? Толью, что ли… А, черт с ним, те же листы пусть и прибьет аккуратненько. Сможет?