Тайна старой знахарки

— Мадам, прошу вас распеленать ребенка, чтобы я смог осмотреть его, — обратился иезуит к матери.

Безмолвно кивнув, она взяла ребенка на руки и развязала шнурок. Освободившись из брони туго затянутых пеленок, ребенок беспокойно задвигался. Иеремия пристально осмотрел его. Ему сразу бросилось в глаза, что мальчик выглядел похудевшим в сравнении с прошлым разом, когда он впервые увидел его. Прежде круглое личико вытянулось, на тельце проступили косточки, вот только живот показался Иеремии несколько раздутым. Не мог грудной ребенок ни с того ни с сего так отощать. В особенности если принять во внимание, что и до болезни он не был столь уж упитанным.

— Сегодня его уже рвало? — осведомился Иеремия, осторожно ощупывая живот малыша.

— Да, перед самым вашим приходом, — сдавленным голосом произнесла Темперанция.

Иеремия нагнулся к лицу ребенка — дыхание отдавало кислым.

— Как я понял из ваших слов, у него понос?

— Да, — подтвердила мать. — Одной водой и слизью.

Внезапно со стороны дверей в детскую послышались неровные шаги, сопровождаемые постукиванием палки.

— Что здесь такое творится? — недружелюбно вопросил уже знакомый Иеремии старческий голос. — Что понадобилось этому треклятому роялисту от моего внука?

Все присутствующие повернулись к застывшему в дверях Айзеку Форбсу.

— Это я его пригласил, отец, — ответил Сэмюел Форбс. — Так как доктор Томпсон не может предложить ничего иного, как делать и без того ослабшему ребенку бесконечные кровопускания, я решил обратиться к доктору Фоконе. Во всяком случае, судью Трелони он излечил, и это после того как прежний лекарь сэра Орландо не в силах был что-либо сделать.

Старик с недовольной миной приблизился. Вежливо поклонившись, Иеремия обратился к нему:

— Как я вижу, вы оправились от приступа подагры, сэр. Надеюсь, ваше состояние и впредь улучшится, и скоро вы обойдетесь без трости.

Наверняка его слуги только и мечтают об этом, подумал Иеремия, который прекрасно помнил, как в прошлый раз лакеи шарахались при одном виде трости в руке старика.

— С какой стати я должен доверять вам жизнь и здоровье моего единственного внука? — проворчал Айзек Форбс, не ответив на приветствие.

— Вашему внуку дела нет до распрей взрослых. Он несмышленое дитя. И я готов ему помочь, если позволите.

Старик озабоченно посмотрел на своего отпрыска.

— Как он?

— Неважно, ребенок серьезно болен, но его состояние отнюдь не безнадежно, — ответил Иеремия, намеренно избегая категоричности суждений.

— Отчего он разболелся?

— Пока что не могу вам этого сказать.

— Его могли отравить?

Иеремия изумленно уставился на старика Форбса.

— У вас есть основания предполагать подобное?

— Знаете, доктор, в моем положении следует предполагать все, что угодно. Так ответьте же мне — могли его отравить?

— Не стал бы исключать и этого.

— Хорошо. Считайте, что вы получили от меня разрешение лечить внука. Только помните — если вы ему навредите, вы горько пожалеете об этом. Я выставлю надежного человека у дверей сюда, чтобы к ребенку не приближался никто из посторонних. И если вам что-нибудь понадобится, милости прошу обращаться к нему.

Когда Иеремия смотрел вслед старику, ковылявшему прочь из детской, его кольнуло недоброе предчувствие. Он-то хорошо понимал, что в первую очередь слуга Форбса будет следить за ним самим. И оставалось лишь уповать на милость Божью, чтобы все было хорошо, и ребенок благополучно оправился от болезни.

Первым делом следовало воспрепятствовать обезвоживанию организма и как следует напоить малыша. Иезуит попросил слугу, с важным видом застывшего у дверей, послать лакея к аптекарю и раздобыть у него сушеной ромашки и тмина. Из них Иеремия приготовил отвар и напоил им ребенка, чтобы восстановить нарушенное пищеварение.

Сидя у кроватки и вслушиваясь в дыхание ребенка, он вспоминал слова Айзека Форбса. Неужели старик прав и кто-то хотел отравить ребенка? Но кто? Кто мог покушаться на жизнь ни в чем не повинного создания? Кто-нибудь из посыльных? Но какова могла быть причина?

Вечером служанка принесла Иеремии кружку вина и тарелку с хлебом, сыром и ветчиной.

— Госпожа велела мне покормить вас, сэр. Наверняка вы проголодались.

Служанка была женщиной средних лет, выглядела и вела себя весьма дружелюбно в отличие от посыльных, с которыми иезуиту уже пришлось столкнуться.

— Маленький мой, — ласково проговорила она, нагнувшись над кроваткой. — Сколько же мы все тебя ждали, в особенности моя бедняжка госпожа. Двоих она потеряла, а если еще и этот помрет, и думать боюсь, что будет. Кто знает, понесет ли она вообще после всего этого.

— А от чего умерли первые дети? — поинтересовался Иеремия.

— Они все рождались мертвыми, — вздохнула служанка, — И в этот раз мы все так обрадовались. Роды у госпожи были тяжелые, и супруг всегда следил, чтобы ее не беспокоили. С ним была только повитуха. И хорошо, как потом выяснилось, хоть это и не по обычаю. Но я думаю, вы выходите нашего малыша, доктор.

— Сделаю все, что от меня зависит, — успокоил ее Иеремия. — Но мне очень было бы важно знать, не кормили ли его тем, чего он не усваивает.