Тайна старой знахарки

Какое-то время они молчали, вероятно понимая, что все главное сказано. В конце концов Аморе попросила иезуита исповедовать ее. Перед тем как попрощаться, миледи Сен-Клер вручила ему деньги на жизнь и для подаяний, поскольку он, как миссионер, не располагал собственными средствами, а жил на вспомоществования неофитов-католиков.

— Взгляните на все с другой стороны, святой отец, — попросила Аморе, уже уходя. — Если я вернусь в распоряжение королевы, то смогу вновь одаривать вас тем чудесным китайским чаем, который вы так любите и которого нигде в Лондоне больше не достать с тех пор, как чума парализовала торговлю.

Не дожидаясь ответа, миледи Сен-Клер вышла и стала спускаться по лестнице. Внизу она остановилась и вновь взглянула на Риджуэя, одарив его улыбкой на прощание. Она ценила его отношение к ней и была благодарна за проявленные им понимание и поддержку во время ее тайных встреч с Бренданом. В отличие от пастора Блэкшо Риджуэй всегда ставил любовь и счастье двух любящих сердец выше морали, и за это Аморе была ему благодарна и поныне. Отношение Иеремии к безземельному ландскнехту было двояким. Именно он уговорил тогда Алена взять к себе в дом Брендана и таким образом избавить его от тюрьмы, куда тот непременно угодил бы за бродяжничество. А когда ирландца обвинили в убийстве, иезуит предпринял все, чтобы доказать его невиновность и избавить от виселицы. Узнав о любовной связи Аморе и Брендана, Иеремия сильно горевал. Он-то лучше других понимал, что оба обречены лишь на горести. Аморе с сочувствием отнеслась к опасениям старого друга и не обижалась на его откровенность, но ее беспокоило, что Брендан столь долгое время не давал о себе знать.

По пути домой Аморе ломала голову над тем, каким образом ей вернуться ко двору. Все будет очень и очень непросто, это она понимала прекрасно. Карл бывал очень злопамятным, если чувствовал, что его обманывали.

Когда карета остановилась у Стрэнда, улицы, соединявшей Лондон и Вестминстер, и повернула к въезду в Хартфорд-Хаус, Аморе заметила шикарный экипаж во дворе своего дома. Кому она обязана столь бесцеремонным визитом? И была немало изумлена, разглядев на дверце герб Каслмейнов. Барбара Палмер, первая фаворитка короля, решила засвидетельствовать почтение своей сопернице? Вот уж неслыханное дело!

Сгорая от нетерпения, Аморе направилась в дом. Роуленд, ее дворецкий, вышел в холл ей навстречу и со стоическим видом доложил:

— Мадам, миледи Каслмейн вот уже с полчаса дожидается вашего возвращения. И она несколько взволнована, если можно так выразиться.

— Могу себе представить, — весело ответила миледи Сен-Клер. — Ничего; думаю, она потерпит еще немного — мне ведь необходимо переодеться. Предложите миледи Каслмейн чаю или чего она там пожелает.

Аморе торопливо стала подниматься по лестнице в свои покои. Вбежав в будуар, бросила муфту и манто на постель и тут же призвала служанок. Когда обе девушки вошли, она распорядилась приготовить медвяного цвета сатиновое платье и причесать ее. «Нет уж, пусть я уже несколько месяцев не при дворе, но за собой слежу, — так что пусть эта Барбара ничего себе не воображает». Пока служанки хлопотали с платьем, Аморе сама надела колье и серьги, подаренные королем, после чего, бросив взгляд в зеркало, с удовлетворением убедилась, что ей не придется скрывать от миледи Каслмейн никаких изъянов во внешности.

Войдя в гостиную, Аморе увидела, как ее гостья пытается отогреть озябшие руки у камина.

— Как я понимаю, визитами вас не балуют, моя дорогая, — вы не считаете необходимым протапливать гостиную, — язвительно заметила Барбара. — Вынуждена была послать вашего дворецкого за дровами, а не то вы бы меня тут заморозили, милочка.

— Вам следовало бы загодя сообщить мне о вашем визите, Барбара, — с наигранным смущением ответила Аморе. — Тем более что уж вас я менее всего ожидала увидеть здесь.

Барбара ответила, неожиданно приветливо улыбаясь:

— Вы ведь знаете мою импульсивность, дорогая. Так что тут уж не до этикета.